Свой клочок земли у нас появился больше двадцати лет назад. Получили его мои родители. Это было бывшее колхозное поле, много лет перепахиваемое вдоль и поперёк. Первое лето он представлял собой печальное зрелище: глыбы земли, вывороченные плугом и твёрдые как камень, заросли бурьяна.

Как к этому подступиться, что делать?
Но как говорится: «Глаза боятся — руки делают».

Пришлось долбить комья земли лопатами, выкорчёвывать бурьян. Первый год пришлось обойтись лишь посадкой картофеля. Ни воды, ни должного ухода, ну и урожай соответствующий. Осенью посадили первые саженцы, заложили ягодник. Опыта никакого, понасажали абы-как, впоследствии пришлось многое переделать (эх, нынешний бы опыт да в то время, сколько сил и труда можно было-бы сэкономить!).

Со временем участок наш преобразился , попробовали первые плоды своего труда. Заботливые руки мамы буквально каждую крупинку земли пропустили через себя, не было ни одного пустующего места, всё кругом было засажено. До сих пор растёт мамина калина, буйно цветущая весной и обильно усыпанная гроздьями ягод осенью. Постепенно и у меня проявился интерес к земле, видно это передалось от мамы. Я работал тогда на севере, дома бывал лишь две недели, но любое свободное время старался провести в саду.

Но вот мамы не стало. Пришлось постепенно осваивать премудрости вырашивания рассады, ухода за растениями. Набил кучу шишек, прежде чем что-то стало получаться. Постепенно приходил опыт, но чувство неудовлетворённости не оставляло меня, слишком много усилий требовалось приложить, чтобы получить результат. Должен же быть какой-то способ, чтобы не тратить столько сил для получения урожая. И, казалось он нашёлся (как оказалось впоследствии, тупиковый).

Мне в руки попалась брошюрка «Овощеводство на узких грядках, метод Д. Митлайдера». Прочитав её, я сказал себе: «Вот оно то, что тебе нужно». Всего-то полторы сотки земли, из которых обрабатывается только третья часть, чтобы обеспечить семью из четырёх человек овощами. С нетерпением дождался весны, разбил грядки (45 см шириной, дорожки метр), внёс минеральные удобрения, как было указано, высадил рассаду, посеял семена. Каждую неделю вносил порцию удобрений согласно расчётам. Урожай получился хороший. На следующий год опять хорошо. «Вот оно как нужно!» — подумал я. Но на третий год чувствую: что-то не так.

Земля становилась клёклой, превращалась в пыль , малейшая нехватка влаги — и она становилась как камень, приходилось постоянно поливать, но земля отказывалась принимать воду. От постоянного внесения «минералки» почва становилась кислой, приходилось вносить большое количество извести. Дождевые черви стали покидать грядки. Я с упорством продолжал работать по Митлайдеру. Земля умирала...

Но как говорится: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Весна 2003 года, инфаркт, о работе на земле не может быть и речи — врачи запретили. Но как же можно отлучить от любимого сада. Решил: «Не брошу!». Да не тут то было, взял в руки лопату, прокопал с метр и всё. Пришлось сажать и сеять в некопанные грядки, сверху лишь присыпал перегноем.

В эту нелёгкую пору и попались мне в руки книга Николая Курдюмова «Умный сад и Хитрый огород». Прочитал и подумал: «Чем чёрт не шутит, терять мне нечего, вдруг да получится». И я взялся за дело.

Ну разумеется в первый год не всё получалось как надо, но «лиха беда начало». Перестал копать (всё равно мне это было не под силу), только рыхлил, по мере возможности мульчировал почву, стал применять ЭМ-препараты, сначала Байкал, а потом Сияние.

На дорожках, которые я до этого выскребал до блеска, позволил расти траве. По мере роста подкашивал её и использовал в качестве мульчи. В ход пошли и «сорняки», и они из врагов превратились в помощников. Корни их проникают на такую глубину, достают оттуда и оставляют после массу питательных веществ, что было бы глупым не воспользоваться этим себе на благо.

Как только появлялась возможность сеял сидераты , корни которых и заменили мне лопату, а зелёная масса после подрезания служила укрытием от палящего солнца, а по мере разложения, и пищей для следующего поколения растений.

Грядки никогда не оставались пустыми , разве что ранней весной. Обилие органики привлекло массу дождевых червей, и теперь основная работа по улучшению почвы лежит на них.

Появились на моём участке и дикие травы: тысячелистник, чистотел, донник, спорыш. Как-то готовил настой из крапивы, использовал его, а остатки разбросал по участку. Теперь у меня своя крапива растёт в нескольких местах, срезал в одном месте для настоя, следующий раз в другом, глядь, а она уже опять отросла.

Нашлось даже место для полыни, раскидал веточки по капусте, ни тебе крестоцветной блошки, да и белянке не нравится, а настой помогает от многих вредителей. Да и проблемы с вредителями оказались решаемы.

Здоровые, сильные растения могут и сами постоять за себя. Кстати стал замечать, что многие насекомые, которых мы считаем вредителями предпочитают селиться на сорняках, если они есть.

В теплице, например, если растёт осот садовый (такое колючее растение), то тля не трогает мои огурцы. В густой траве есть где спрятаться моим помощникам — хищным насекомым. Поселились у меня ящерицы и лягушки. Ну разве нужны после этого ядохимикаты?

Постепенно земля стала оживать и стало понятно, что и без лишних усилий можно работать на земле. Шесть лет моя земля не знает что такое лопата, и с каждым годом становится всё лучше и лучше. Растения почти не болеют, «вредителей и сорняков» всё меньше и меньше, а работа в саду доставляет только удовольствие.

Ильдус Ханнанов, Уфа

Место, куда я ехал, называлось Лебеди. Лебеди... В зелени лежат темные и тихие озера, плывут по ним белоснежные царь-птицы — как в сказке. Лебеди...

Почти подо мной земля кончалась. Нет, не кончалась, а уходила вниз, вниз, открывалась колоссальной овальной чашей, чьи берега разнесены километра на три: кричи — даже эха не будет. Стены кратера слоисто расписаны. Тонкий черноватый прослой почвы, снежные мела, канареечные пески, коричневатые суглинки, серые глины и, наконец, в самом низу чуть зеленоватые железистые кварциты и она — руда. Темно-вишневая, точно запекшаяся кровь.

Это были Лебеди. То место, где стояло село с поэтическим именем. Теперь его нет. Парит, что ли, незримо в воздухе над этой чашей. Над Лебединским карьером. Жителям дали хорошие ссуды, построили они новые дома, кто хотел — перевезли старые. Их нынешние беленькие добротные домики стоят у шоссе. На месте прежней деревни теперь могучее предприятие КМА.

Курская магнитная аномалия. Два подземных железных хребта, с юго-востока на северо-запад, восемьсот пятьдесят километров в длину и до двухсот пятидесяти в ширину. Величайшее месторождение планеты. Запасы его не исчерпать многим поколениям. Всему свету хватит.

Людей в чаше карьера, можно сказать, и не было. Так, несколько точек, еле движущихся среди отвалов. Землю черпали ковши железных мастодонтов — шагающих экскаваторов; с ревом ползли сорокатонные БелАЗы; кузовы их полнились добычей. «Ископаемые...» Они внизу, подо мной. «Полезные». В них почти все, что окружает меня в городской, да и не только городской, жизни. Мост и отопительная батарея, лайнер и стакан, авторучка и ракета, завод и гривенник — все это сначала было извлечено из недр в первозданном виде. Вся промышленность оттуда, снизу. Порой забываешь об этом, как о воздухе, которым дышишь.

Прошли века — каменный, бронзовый, а сейчас длится век железный. Без железа не нашли бы мы тропу ни к пару, ни к электричеству, ни к атому. Человек вскормлен железом — плугом, лопатой, колесом. Тем железом, чье начало вот в этих темно-вишневых камнях, что лежат на дне чаши. Долгое время масштаб строек любили измерять объемами египетских пирамид. Здесь, на Лебединском руднике, наивно это сравнение. Здесь пирамида Хеопса показалась бы мелкой рядом с чашей, измеряемой кубическими километрами.

Люди, механизмы, машины, взрывы — и вот распахнуты недра земли. Взрыв в карьере — это поразительное зрелище. Сирена. Длинно и коротко. Вдруг желтая молния. Земля разорвалась и вздыбилась. В небо выбросился вихрь огня. Зарево. Гигантский кактус породы встал метров на сто, словно колючками, ощетинился расходящимися струями, весь в коричневых, серых, белых клубах. Небо раскололось в грохоте. В ушах тугой звук, точно вата. Пыль рассеялась: передо мной гора раздробленной породы. Все ожило. Закланялись ковшами экскаваторы, покатили самосвалы. Дел теперь, дел! Поодаль стоят внушительные конусы песка и суглинка. Горы вынутой, перевернутой человеком земли. Чужаки средь окрестного пейзажа. Отвалы. Тихо у их подножия. Желтоватым дымком курятся на ветру вершины. Здесь не увидишь любопытных. Что интересного? Голо, пыль, зной... Под ногами редкие выбросы жиденькой травки. Кое-где лепится пионер откосов и канав мать-и-мачеха. Даже неприхотливой полыни нет. Ее листья, если в земле много железа, становятся ярко-желтыми. Нет золотистой полыни на земле замечательного плодородия, былого чернозема, теперь вскрытого, убранного, засыпанного. Как оборотная сторона медали, лежит голая, бесплодная земля.

Под отвалы, карьеры, сооружения КМА ушло около тринадцати тысяч гектаров. И это лишь начало. Неизбежная плата за сталь и чугун? Взамен железа — хочешь не хочешь — поступайся хлебом? Что прикажете делать? Восхищаться могуществом техники — ах, какие мы сильные! Жалеть травинки? Относиться к убыткам как к должному?

Не по-хозяйски так было бы. Есть проблема. Большая, сложная, срочная, экономическая, психологическая — какая угодно. Вот и начнем с понимания ее сути. Не сегодня она возникла.

Взрыв как шепот

Все началось с магнитной стрелки у астронома Иноходцева двести лет назад. Ее северный конец почему-то сильно отклонился в этих местах к западу и вниз. В Петербурге не поверили и забыли об этом случае. Через сто лет то же самое случилось здесь у приват-доцента Смирнова. Тогда в экспедицию отправился профессор Московского университета Лейст. Закончив съемку, он объявил, что под курской землей — двести пятьдесят миллиардов пудов магнитной руды. Но единственная пробуренная здесь скважина до нее не дошла. «Ан, значит, и руды никакой нет!» — объявили тогдашние теоретики. Но через полтора года после революции по прямому указанию В. И. Ленина началась геологоразведка. Буквально под носом у войск Деникина.

И вот спустя время в точке самой сильной аномалии из скважины был поднят столбик руды.

На эту историю накладывается другая.

Два с половиной века назад Петр I издал указ о «горной свободе»: «Соизволяется всем и каждому во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях, искать, плавить и чистить всякие металлы, минералы, земли, каменья...» Ибо «...от рудокопных заводов и прилежного устроения оных земля обогатеет и процветет, и пустые и бесплодные места многолюдством населятся».

Екатерина II указ отменила в угоду владельцам поместий, дворянам, чей капитал наращивался трудом земледельца.

Было и другое. Больше века назад курские крестьяне обнаружили в своих краях выход железистых кварцитов (те близко подходили к поверхности, их вскрыла промоина в овраге). Это верно, что российская деревня была темна, но не настолько, как мы иногда думаем: крестьяне распознали железо. Распознали и завалили обнажение навозом. Чтобы помещик не узнал, не пронюхал, не согнал с земли.

Вот какие столетние узлы закручивались тут, на русском черноземе. Хлеб и железо... Кто победит?

Но ведь они не противники... Без хлеба не будет железа, без железа плугов и машин не получишь много хлеба. Так-то оно так, но...

Прогресс — вещь парадоксальная. Рудный девятнадцатый (отчасти двадцатый) век был веком шахт; карьеров тогда было немного. Но затем они обошли шахты на крутых технических виражах. Возможным это стало благодаря современной технике: эффективное бурение, точные взрывы пород, экскаваторы, земснаряды — чего только не увидишь сейчас в песчаных, глиняных, каменных, рудных чашах под небом!

Велики преимущества карьера перед шахтой. В три-семь раз выше производительность, в два-три раз ниже себестоимость. Да и незачем в конце концов человеку быть кротом, над которым грозно висит толща пород.

Половину полезных ископаемых люди берут уже не из-под земли, а из открытых солнцу недр. И будут брать еще больше. Все глубже уходят чаши в твердь планеты. Уже есть рабочие впадины на семьсот метров. Оттуда и взрыв как шепот. На горняцкую вахту встают атом, химия, звук. Идет Время Распахнутых Недр. Дорога открыта...

Всякая ли? Неосмысленный, вслепую пущенный прогресс, он может позади себя и пустыню оставить; давно-давно писали об этом и Маркс и Энгельс.

Ненарушенной земли становится все меньше. В Соединенных Штатах отвалы расползлись на четыреста тысяч гектаров, а к 1980 году карьеры сгрызут у американцев два миллиона. У себя мы скоро будем каждый год отдавать под отвалы до семи тысяч гектаров.

Землю мы отдавали, отдаем, будем отдавать под строительство. Но с обычным строительством все-таки легче: мало ли плохих земель, пусть они в основном и идут под котлованы! Высшей властью страны — Верховным Советом приняты недавно и действуют «Основы земельного законодательства Союза ССР и союзных республик», Указ «Об административной ответственности за нарушение земельного законодательства». Порядок наводится, строгий, справедливый порядок.

С карьерами трудней. Руде не прикажешь лечь там, где хотелось бы! Вот залегла под чернозем — не подвинешь. Можно зато и должно сдвинуть кое-что в нашей психологии.

Я был на гидроотвале Лебединского рудника. Он располагается в логу. Место так и называется — Березовый лог. Правильно, закрывать балки и овраги нужно, их десятки в окрестностях. Но как? Тут взяли и просто засыпали лог вскрышной породой.

На склонах и дне остались сотни тысяч кубометров чернозема. (В самом низу его слой достигал двух метров.) Потерь можно было избежать. Снять надо было сначала чернозем, сохранить его где-то, засыпать лог вскрышной породой, а сверху настелить тот же чернозем. Не было в логу пашни — есть пашня! Карьер создал. Не создал, однако.

В Губкине, можно сказать, на самом борту карьера расположился Научно-исследовательский институт Курской магнитной аномалии — НИИ КМА. Недавно там возникла пока еще маленькая лаборатория рекультивации. Лаборатория продумала и разослала всем-всем «Временные указания по рекультивации территорий, нарушенных предприятиями КМА», а трест «Центроруда» издал неплохие приказы. Уже немало чернозема снимается и хранится.

Алгебра восстановления

Почва — совершенно особое тело нашей планеты, не просто земля. Некоторые биологи доказывают, что почва — живое тело. Может быть, не знаю. Только без почвы ничего не растет. Стоит ободрать ее тонкий слой, и будет пустыня. Когда-то нарастет новая, так и хочется сказать, кожа...

Казалось бы, все элементарно: снял, сложил — и держи, как в копилке, живую основу плодородия.

Но уже тут нас подстерегают тонкости. Оптимальная высота почвенных буртов — десять-двенадцать метров. Места такие бурты занимают много. Да и почва от долгого лежания страдает: первыми теряют активность нижние слои. Потом активность, правда, восстанавливается, но только через несколько лет.

Выходит, самое лучшее — снял при вскрыше верхнюю земельку и тут же уложил ее там, где необходимо. Но так редко получается; чаще без складов не обойтись. Приходится маневрировать тонко, с умом, считая, как и в любом деле, копейку.

И снять почву — не просто пустить экскаватор. Самый ценный слой наверху, там больше гумуса, питательных веществ. Мешать его с нижним — землю портить. Поэтому снимать приходится в два приема: сначала верхний горизонт, потом нижний, и хранить их надо отдельно. Без науки, передовой организации труда, знающих специалистов толку будет немного.

Почвенным слоем, как бы правильно он ни был использован, всего не покроешь. Это понятно. Раньше он прикрывал ровное место, а теперь из-под него вынут и перемещен целый холм — вот «кожи» и не хватает. Тут и начинаются самые сложности. Отвалы, выемки, терриконы зря занимают место, пылят и как бы шепчут на ухо: «Нет в порче земли ничего страшного, не должно тебя это заботить, не должно...» Почва на них образуется недопустимо медленно (если вообще образуется). Так возникает задача: заново создать почву. Из бесплодной земли.

Новая это для нас задача. Аграрный опыт человечества тысячелетиями рос и обогащался только на природой созданных почвах.

Первые попытки озеленения терриконов были у нас в Донбассе в конце сороковых годов. Потом стали «оживлять» золоотвалы теплоэлектростанций и шламовые поля. В 1956—1958 годах был посажен лес на отвалах Суворовских карьеров огнеупорных глин, что в Тульской области, и на угольных разрезах Подмосковного бассейна. На отвалах Лопатинского фосфоритного рудника был разбит сад. Сад плодоносит. Примерно в те же годы началась лесная рекультивация на сланцевых разработках в Эстонии. Лес выращивался и на породных отвалах Воскресенского химического комбината под Москвой, на Брянском фосфоритном заводе. В Грузии восстановлением почв занимался Научно-исследовательский институт почвоведения, агрохимии и мелиорации на Чиатурском месторождении марганца. В Никополе, тоже на марганцевых отвалах, ведет исследования Днепропетровский сельхозинститут; он развивает их также на железорудных карьерах Крыма и угольных разрезах Украины.

Недавно началась вся эта деятельность, недостаточен пока и ее масштаб. Да ведь и то сказать: открытая горная разработка, карьер, — это, по существу, локальное катастрофическое изменение. Сила его воздействия по масштабу близка силам стихийного порядка. Происходит полная ломка среды обитания растений и животных — почвы, грунтовых вод, местного климата. Былое единство связей разорвано. Что происходит потом?

Отвалы из лёссовидных суглинков обычно «самозасаживаются». Ничего этого почти не происходит на отвалах из песка, мела или сланцев. Есть и такие виды отвалов, которые вообще губительны для жизни: если на поверхность вынесены породы, имеющие сильнокислую реакцию, то растения на них жить не будут. Такие голые, лунные, отвалы есть в Подмосковном бассейне да и в других местах.

Вот с каким разнообразием приходится иметь дело: что ни порода, что ни география места, то свои особенности.

Главное все-таки сделано. Доказано: нарушенную землю можно восстановить. Не всюду еще ясно как, но можно. Из голого, пылящего, безобразного удается создавать свои Лебеди, где и зелень, и тихие озера — хоть лебедей пускай. В этом есть своя поэзия, не правда ли?

Новость. Исследованиями, проводимыми по инициативе лаборатории рекультивации, о которой я уже писал, установлено, что травы лучше всего растут на смеси пород, лежащих в надрудной толще КМА. При умелой укладке пород вскрыши в отвалы, оказывается, можно в иных случаях создать почвы плодороднее тех, что были до разработки карьера (исключая черноземные участки, конечно).

Приятная новость, замечательная новость! Но ведь это что значит: хочешь иметь луга, леса, поля взамен уничтоженных — снимай породы с разбором, заботься о них, чуть не аптекарски соблюдай пропорции, укладывай, да планируй, да сажай, да... стоит ли результат хлопот?

Можно и подсчитать. В районе КМА гектар пахотной земли за год приносит до тысячи рублей прибыли. Самое дорогое восстановление гектара нарушенной земли обходится в 8,5 тысячи рублей. В ряде случаев цена снижается до двух тысяч. Итого, средний срок окупаемости трат на восстановление земли — шесть лет и меньше. Меньше, конечно, меньше! Ведь в этом расчете не учтены косвенные убытки, которые причиняет нарушенная земля, — санитарно-гигиенические, эстетические, моральные.

Рекультивация и их устраняет.

А в перспективе есть кое-что и получше.

Казалось бы, карьер без отвалов — это вызов здравому смыслу. Не совсем так, однако. Если рядом или неподалеку есть старый, выработанный карьер, то ведь его можно просто засыпать отвалами молодого соседа и убить сразу двух зайцев: закрыть давнишнюю рану и не занимать землю под новые отвалы. Тогда надо будет думать лишь о ране свежей, новейшей. Избыть ее можно, устроив, например, водоем.

Но две искусственные, разного возраста чаши по соседству — это, в общем, редкость. Не редкость зато другое.

Что они, собственно, такое — отвалы?

Руды и кварциты КМА прикрыты толщей мешающих добыче осадочных пород. Их мощность порой больше ста метров. Но ведь они не что иное, как различные суглинки, супеси, глины, пески, мела и прочее и прочее. Да это же сырье для керамической, гипсовой, стекольной, известковой, невесть еще какой промышленности! Попутные минеральные богатства. Железо железом, но из здешних отходов уже делают или собираются делать краски, цемент, технический мел.

Минерального добра тут походя поднимают из недр так много, что два-три цементных завода, к примеру, не смогли бы его сколько-нибудь заметно убавить. Ну хорошо, а нужны ли, выгодны ли в этом районе десять таких заводов? Надо считать. На то мы и хозяева. Комплексное, безотходное использование минеральных богатств в недалеком будущем может стать вторым и, кто его знает, может быть, главным путем решения проблемы сохранения земли.

Третья забота

Три заботы стоят перед человеком, когда он вмешивается в дела природы: найти богатство, взять богатство, сохранить богатство. Вот так мы и живем — как бы в трех измерениях. Мы неплохо научились находить богатства земли. Мы, в общем, умеем ими пользоваться. Но, расходуя, возобновлять их — этим умением мы еще как следует не овладели.

Потому что заботы такой раньше особенно не было. Потребности малы, возможности невелики — богатства земли казались беспредельными.

Сейчас не то. Быстро надвинулась необходимость считать, сколько еще в земле нефти, сколько на ней пресной воды, сколько над ней кислорода воздуха и сколько ее самой на поверхности. Времени для раскачки не осталось.

В Северо-Чешском угольном бассейне в 1975—1980 годах площадь рекультивируемых и используемых земель вдвое превысит территорию, которая будет нарушена за эти же годы горными работами. Прирост, который перекрывает трату! В этом суть: не только восстанавливать равновесие, но и увеличивать земельные ресурсы. Возрождение природного ландшафта должно стать вторым смыслом технологического процесса добычи, — без этого нам уже не обойтись. Благо не в противостоянии техники природе, а в установлении гармонической связи между ними.

На отвалах рудников КМА я видел молодые посадки и молодую траву. Первые всходы нового... Они не возникли бы здесь, если бы мы не думали о завтрашнем дне, о пользе и убытках так, как должны думать. Не наш это принцип — извлекать прибыль из чего угодно, как угодно, а там хоть трава не расти.

Сталь минус хлеб. Так было. Сталь плюс хлеб — вот уравнение, которое мы решаем, которое неизбежно надо решить.

Чернозем, чернозем, плодородие... А усыхает в камень. Один год после мульчирования сеном была очень рыхлой весной, но с мульчей - напряженка.

Чем можно разрыхлить? Некоторые советуют добавить песок и торф. Не знаю, как песок, а вот торф... Почва и так кислая, зачем добровольно ее закислять дополнительно?

Прочитала еще советы:

Высокая плотность почвы может быть вызвана повышенным содержанием натрия. Поэтому, прежде всего, необходимо исключить жидкие гуматные удобрения, в которых содержится натрий. Увеличить рыхлость почвы поможет добавление компоста или навоза, известняковой муки или торфа.

Чтобы сделать грунт рыхлым, я бы внес машину шелухи подсолнуха, а если вы хотите иметь обеднённую и кислую почву, то вносите песок и торф.

- "Осенью засеваешь рожь, весной как можно позже перекапываешь и всё." Ну, ко ржи я отношусь настроженно, но вообще сидераты должны помочь. Хотя - большое обсуждение сидератов и приносят ли они пользу

Неплохо помогает (если если такая возможность) завоз пары машин перегноя, добавление гречишной шелухи, добавление опилок и песка в землю. Одна моя знакомая делает так - после прополки сорняков закапывает их по дорожкам, а на следующий год делает на них грядки.

Используют торф, компост или перепревший навоз, хорошо ещё добавить золу или известь. Всё это раскладываете на будущей грядке и аккуратно перекапываете лопатой, а потом ещё раз протряхиваете всё вилами. И всё. Осенью, после уборки супер-урожая, в грядку можно добавить ещё торфа и золы и опять аккуратно перетрясти почву вилами, выбирая всякий мусор. Весной останется только порыхлить вилами и можно опять сажать.

Перегной, мульча, сидераты, раст. остатки через измельчитель. Земля как пух стала.

На грядки вносил всё: песок. навоз, торф, золу, компост, листву, хвою сосновую, траву скошенную. Поливал биопрепаратом «Возрождение». В результате многолетних усилий на грядках появилась почва вместо глины. В последние годы применяю ещё один метод: комки глины просто выношу с грядки и сваливаю за пределами участка в отвал.

Местные горячие головы привозили на картофельные гряды по самосвалу древесных опилок. Гряду перекапывали с опилками. После этого урожай картофеля 3 года был вообще никакой.

На применение древесных опилок решился прошлой весной. Сделал как рекомендуют спецы: в древесные опилки внёс минеральные удобрения: много азотных и мало фосфорных и калийных. Снижение урожая картофеля на этих 2 экспериментальных грядках было весьма ощутимым: примерно в 2 раза. В этом сезоне началось восстановление урожайности этих 2 грядок.

[ Я опилки замачивала в растворе мочевины и укладывала на дорожки. Осенью все рыхлилось, грядки намечались по-новому]

Для повышения плодородия [на глине] сделал бы так (подготовка грядок) снял верхний слой плодородной почвы до глины, полил глину настоем компоста, навоза, и добавил в него пекарских дрожжей из расчета 20гр на ведро воды.+треть стакана варенья. Получилось "озеро" , тогда беру лом и проделываю углубления в глине на расстоянии 10-15 см друг от друга. И получаем - дрожжи попадая в глину начинают рыхлить глину выделяя углекислоту,а образованные полости заполняет питательная среда разведенной органики. И так получаем более структурированную почву

Со своей почвой [гранит и гранитный отсев +8 КАМаЗов чернозема] (на песчаной такая же технология) делаю аналогичные "озера" только вместо дрожжей добавляю клестер (готовлю из муки)

А по поводу урожая картофеля - любит тепло, длинный световой день, рыхлую почву богатую калием. (в картофельной ботве 30-40% калия)

Если в качестве рыхлильщиков пригласить земляных червячков, они почти бесплатно поработают. Ну только пищевых отходов, травы да можно немножко навозу. У меня поработали.

Книга "Безумие пахаря" про окультуривание такого участка