Историческое "грехопадение" христианства имеет свою точку отсчёта.

Конфликт ранних христианских общин с языческим миром в Римской империи приобрёл особую остроту не столько потому, что христиане отказывались почитать языческих богов, сколько потому, что они отрицали культ императоров.

Г.И. Семирадский. Христианская Дирцея в цирке Нерона. 1897.

Римляне вообще проявляли большую терпимость к религиям других племён и народов. Объявляя неприкосновенным богопочитание каждого из покорённых народов, римские власти надеялись расположить к себе побежденных и снискать покровительство их богов. Различные чужеземные культы свободно отправлялись повсюду в империи — не только в провинциях, но и в самом Риме, где от чужеземцев требовалось лишь соблюдать уважение по отношению к римскому государственному культу и отправлять свои обряды частным образом, не навязывая их другим.

Поэтому можно сказать, что гонения на христиан в Римской империи не были собственно религиозными. Но почти одновременно с появлением христианской проповеди римская религия пополнилась новым культом, ставшим источником многих бед для христиан. Это был культ цезарей.

Римская религия сочетала в себе натуралистическое и государственное начала. В отличие от эллинского Зевса, олицетворявшего светлое небо, Юпитер в Риме был также олицетворением высшего государственного порядка, он представлялся невидимым главой именно государства. С появлением в Риме императорской власти появилось и представление о новом божестве: гении императора. Но очень скоро почитание гения императоров переросло в личное обожествление венценосцев. Поначалу обожествляли только умерших цезарей. Этот культ как бы увенчал римскую религию, так как был для всех принудительным. Так, после смерти Марка Аврелия сенат постановил считать безбожником всякого, кто не имел у себя в доме хоть какого-нибудь его изображения.

Постепенно, под влиянием восточных представлений, в Риме привыкли считать богом и живого цезаря, ему предоставляли титул «бог и властитель наш» и падали перед ним на колени. С теми, кто по небрежности или неуважению не хотел выражать чествования императору, поступали как с величайшим преступником.

Поэтому даже иудеи, во всём остальном твёрдо державшиеся своей религии, старались ладить с императорами в этом вопросе. Когда Калигуле донесли на иудеев, что они недостаточно выражают почитание к священной особе императора, то они отправили депутацию к нему сказать: «Мы приносим жертвы за тебя, и не простые жертвы, а гекатомбы (сотенные). Мы делали это уже три раза - по случаю твоего вступления на престол, по случаю твоей болезни за твое выздоровление и за твою победу».

Не таким языком говорили с императорами христиане. Вместо царства кесаря они благовествовали Царство Божие. Император же воспринимался через призму образа Антихриста: «И дивилась вся земля, следя за зверем, и поклонились дракону, который дал власть зверю, и поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? и кто может сразиться с ним? (Откр 13,4); И третий Ангел последовал за ними, говоря громким голосом: кто поклоняется зверю и образу его и принимает начертание на чело свое, или на руку свою, тот будет пить вино ярости Божией, вино цельное, приготовленное в чаше гнева Его, и будет мучим в огне и сере пред святыми Ангелами и пред Агнцем; и дым мучения их будет восходить во веки веков, и не будут иметь покоя ни днем, ни ночью поклоняющиеся зверю и образу его и принимающие начертание имени его (14,9,11); Пошел первый Ангел и вылил чашу свою на землю: и сделались жестокие и отвратительные гнойные раны на людях, имеющих начертание зверя и поклоняющихся образу его. (16,2); И схвачен был зверь и с ним лжепророк, производивший чудеса пред ним, которыми он обольстил принявших начертание зверя и поклоняющихся его изображению: оба живые брошены в озеро огненное, горящее серою; а прочие убиты мечом Сидящего на коне, исходящим из уст Его, и все птицы напитались их трупами(19,20)»..

По словам апостола Иоанна, Фома называл Иисуса своим Господом и Богом, отсюда нельзя было одновременно поклоняться и Господу, и цезарю. Во времена Нерона христианам запрещалось пользоваться монетами с изображением на них цезаря; тем более не могло быть никаких компромиссов с императором Домицианом, потребовавшим, чтобы его титуловали «Господом и Богом». Отказ христиан приносить жертвы языческим богам и обожествлять римских императоров воспринимался как угроза установленным связям между народом и богами.

Цельс обращался к христианам с увещевательным словом: «Разве есть что худое в том, чтобы приобретать благоволение владыки людей; ведь не без божественного благоизволения получается власть над миром? Если от тебя требуют клятвы именем императора, тут нет ничего дурного; ибо все, что ты имеешь в жизни, получаешь от императора».

Но христиане думали иначе. Тертуллиан поучал своих братьев по вере: «Отдай деньги твои кесарю, а себя самого Богу. Но если все будешь отдавать кесарю, что же останется для Бога? Я хочу называть императора владыкой, но только в обыкновенном смысле, если я не принуждаюсь поставлять его владыкой на место Бога» (Апология, гл.45).

Обычная сцена того времени. Проконсул провинции замечает христианину, что тот должен любить императора как прилично человеку, живущему под покровительством римских законов, и, чтобы свидетельствовать свою покорность императору, предлагает принести ему жертву.

Христианин охотно соглашается любить цезаря как гражданин, но решительно отказывается от жертвоприношения: «Я молюсь Богу за императора, но жертвы в честь его нельзя ни требовать, ни приносить, ибо можно ли воздавать божеские почести человеку?» Естественно, вслед за этим следует тягчайшее обвинение в оскорблении царского величества и казнь.

Наконец, христианство выходит из подполья и становится государственной религией. И что же? Противостояние с властью сразу же прекращается. Может быть, цезари образумились? Отнюдь нет. Христианский император Константин так же имеет храмы и алтари, как и императоры-язычники. Впрочем, он принял крещение лишь незадолго до смерти…

Но вот наступает 404 год — та самая точка отсчёта. Императоры Аркадий и Гонорий после какого-то события призывают придворных чиновников к порядку. Заключительная часть грозного указа выглядит так: «А все те, кто в святотатственном дерзновении посмеют воспротивиться нашей божественности, лишатся своего места и имущества». Это пишут искренние правители-христиане, которые запретили язычникам совершать жертвоприношения. В 408 г. Гонорий обращает храмовые поступления в доход военной казны, приказывает убрать изображения, запрещает язычникам «устраивать торжественные трапезы согласно обрядам их религии». В 415 г. он всех африканских жрецов высылает на родину и конфискует все земельные участки, посвященные культу идолов. Аркадий, со своей стороны, в 416 г. выгоняет всех язычников со службы в армии и окончательно лишает их права занимать гражданские должности.

Кощунственные слова императоров звучат в полной тишине. Никакого возмущения, никакого всплеска эсхатологических настроений. К тому времени наиболее непримиримая часть христиан уже отделена от церкви (монтанисты, новациане, донатисты), а храмы заполняются новообращенными, которые имеют весьма смутное понятие о христианской доктрине и склонны к компромиссам, немыслимым для их предшественников. В результате христианская интеллектуальная элита начинает приспосабливать императорский культ к реалиям «христианской империи». Титул «божественный» постепенно сближают со «святой» или «вечный». Византийских василевсов уже именуют: «Твоя Всевечность».

Отныне и на долгие столетия церковь забывает, что её подлинным историческим врагом является не язычество, а Антихрист.
________________________________________ ________________ __________
Любителям исторического чтения предлагается моя новая книга исторических миниатюр

Обожествление правителей – явление достаточно типичное для большинства регионов древнего мира, оно существовало и в государствах древнего Востока и в эллинистических монархиях, возникших после завоеваний Александра Македонского. Однако культ римского императора, возникший в конце I в. до н.э., имеет свою специфику и свою историю. Обожествление императоров на протяжении трех веков – от Августа до Диоклетиана – меняло свой смысл, менялось и его восприятие жителями различных областей огромной Римской державы. Зарождение этого культа было связано не столько с традициями предшествующей истории, сколько с бурными событиями на рубеже нашей эры.

Римское государство две тысячи лет тому назад включало в себя фактически все Средиземноморье, в Западной Европе его границы проходили по Рейну и Дунаю, римские легионы стояли в Британии. Все области, находившиеся вне Италии, были провинциями; они управлялись римскими наместниками, жители провинций платили налоги в государственную казну Рима, римляне поселялись в городах покоренных областей, активно влияли на их внутреннюю жизнь. Наместники и сборщики налогов грабили жителей покоренных стран («провинция есть собственность римского народа» – провозглашали победители).

Провинции находились на разном уровне экономического, социального, культурного развития, население их поклонялось разным богам и говорило на разных языках. Во многих восточных провинциях, где после завоеваний Александра Македонского были основаны города по образцу полисов собственно Греции, куда переселялись греки и часть местных жителей, был распространен греческий языке, в Египте сохранялся наряду с ним древнеегипетский (развившийся постепенно в коптский) язык, а на территории Сирии и Палестины говорили на одном из семитских языков – арамейском.

Управлять такой огромной территорией было трудно: реальная власть вплоть до второй половины I в. до н.э. в Римской республике сосредоточивалась в руках небольшой группы римской знати. Из ее рядов избирались должностные лица (порой с помощью подкупа) и которые после окончания срока службы заседали в сенате, самом важном органе управления в Риме. Сенаторы назначали наместников в провинции и сами же разбирали жалобы провинциалов на злоупотребления этих наместников. Сенаторы представляли интересы очень узкой прослойки населения огромной державы. По существу, это была олигархия, внутри которой шла борьба за влияние, за выгодное наместничество и т. п. Покоренные народы стремились освободиться от власти римлян. Ценой огромных усилий римляне подавляли восстания в провинциях, но и внутри римского гражданства шла ожесточенная борьба: завоевания и ограбление провинций привело к обогащению верхушки, притоку дешевых рабов; в то же время шел процесс разорения крестьян из-за долгого отсутствия молодых людей, принимавших участие в заморских военных походах, и массового использования рабов в сельском хозяйстве. Как писал историк Аппиан, богатые землевладельцы расположенные поблизости от их владений «небольшие участки бедняков отчасти покупали у них с их же согласия, отчасти отнимали силою <...> При этом богатые пользовались в качестве рабочей силы покупными рабами<...>« (Гражданские войны, I, 25 – 27). Обезземеленные крестьяне вынуждены были переселяться в Рим, жили там за счет случайных заработков, образуя массу люмпен-пролетариев, готовых служить кому угодно. Скопление рабов, жестокие методы их эксплуатации приводили к восстаниям, самым крупным из которых было восстание под руководством Спартака 74–71 гг. до н.э. Фактически с 30-х годов II в. до н.э. и по 30 г. до н.э. в Римской республике шла непрерывная борьба: восстания, волнения, военные конфликты, драки на площадях Рима, открытые подкупы избирателей. По рассказам древних историков кандидаты прямо на площади ставили столики и раздавали деньги проходящим, прося, чтобы те за них голосовали. Во время выборов дело доходило до кровавых столкновений между сторонниками разных кандидатов, так что иногда выборы не могли состояться. В этом политическом хаосе в I в. до н.э. начались уже настоящие сражения между полководцами, стремившимися захватить в Риме единоличную власть. Это был период, вошедший в историю под названием гражданских войн.

Во второй половине I в. до н.э. власть сенатской олигархии была сломлена, но вместе с ней по существу прекратила свое существование и республиканская форма правления. В 48 г. до н.э. у города Фарсал на Балканском полуострове произошло сражение между армиями двух римских полководцев – Юлия Цезаря и Помпея. Некогда они были политическими союзниками, но затем – как это часто бывает в истории – превратились в непримиримых соперников. Цезарь одержал победу и на несколько лет стал единоличным правителем Рима. Хотя он сохранил прежние органы управления, но фактически Цезарь контролировал их деятельность, имея звание диктатора. Однако его правление было недолгим: в 44 г. до н.э. группа сенаторов, стремившихся восстановить республику, составила заговор: Цезарь был убит на заседании Сената. Заговорщики надеялись, что граждане Рима поддержат их, однако собравшийся народ, когда к нему обратился с речью один из руководителей заговора Брут, встретил его слова гробовым молчанием.

У римской знати, стремившейся вернуть себе полновластное управление государством, не было сколько-нибудь широкой поддержки. Во время похорон Цезаря толпа бросилась громить дома заговорщиков, и те спешно покинули Рим, надеясь набрать войско из провинциальных гарнизонов. Снова началась борьба за власть и влияние в армии. В Риме главными претендентами оказались соратник Цезаря Марк Антоний и внучатый племянник Цезаря, усыновленный им по завещанию Гай Юлий Цезарь Октавиан. Пока сторонники республики представляли реальную угрозу, претенденты действовали совместно, пренебрегая всеми правовыми нормами, не считаясь с традиционными органами управления. Они составляли списки людей, поставленных ими вне закона, тем самым осуждая их на смерть без суда, безжалостно уничтожали своих противников, личных недругов, или просто людей, показавшихся им подозрительными, присваивали себе имущество казненных и изгнанных. Греческий писатель Плутарх, оставивший нам жизнеописания знаменитых людей Греции и Рима, с ужасом говорил о действиях этих фактических правителей государства: «Так, обуянные гневом и лютой злобой они забыли обо всем человеческом или, говоря вернее, доказали, что нет зверя свирепее человека, если к страстям его присоединяется власть» (Плутарх, Цицерон, XLVI). Но убийцы Цезаря вели себя не лучше. Чтобы содержать собранную ими в восточных провинциях армию, они взыскивали с провинциалов налоги за десять (!) лет вперед. Те города, которые отказывались или были просто не в состоянии выполнить их требования, подвергались наказаниям вплоть до полного разрушения. Республиканцы были разбиты армиями Октавиана и Антония в 42 г. до н.э.

Сторонники республики были сломлены; наступила очередь бороться за власть прежним союзникам. В конце концов Антоний потерпел поражение, и с 30 г. до н.э. Октавиан стал единоличным правителем. Сенат преподнес ему почетное прозвище Август («священный» – высокий эпитет, применявшийся по отношению к богам). Затем ему было присвоено наименование «Отца отечества», а почетное звание «император», которым награждали в период республики одержавших победы полководцев, превратилось в его постоянный титул. Он получил право первым выступать в сенате (т. е. стал принцепсом сената), обладал империем – высшей военной властью, правом командования войсками. С этого времени ученые начинают эпоху империи.

Именно в период гражданских войн зарождается почитание удачливых полководцев, инициаторами которого были как они сами, так и народные массы, прежде всего в провинциях, особенно пострадавших в период войн. По существу в это время и в Риме были разрушены республиканские традиции сакрализации власти, восходившие к глубокой древности. Некогда власть магистратов в Римской республике имела сакральный характер; полномочия вручались на основании «священного закона», который ставил носителя власти под защиту религии. Консулы обладали империем, также имевшим сакральный смысл; они могли совершать гадания – ауспиции. Характерно было представление о священной и неприкосновенной личности народного трибуна, независимо от его человеческих качеств. Но социальная ненависть и борьба за власть в II – I вв. до н.э. оказались сильнее этих представлений. В 133 г. до н.э. был зверски убит вместе со своими сторонниками толпой сенаторов народный трибун Тиберий Гракх, выступавший за наделение бедняков землей. Его тело было брошено в Тибр. Рим оказался запятнанным кровью – как пишет Плутарх – народного трибуна, лица священного и неприкосновенного (Плутарх, Тиберий Гракх, ХХI). Но убийства и насилия, в том числе и над трибунами, не прекращались, их постановления силой уничтожались (там же, XXXIV). Сакральность власти фактически уже не имела значения. Установление единоличной постоянной (что противоречило римской политической традиции) диктатуры Юлия Цезаря было естественным следствием этого хаоса. Цезарь не провозгласил себя божеством, а насаждал культ Венеры Прародительницы (от нее вели свой род Юлии), что придавало оттенок традиционности, связанной с важным для римлян культом предков. Однако в массовом сознании преобладали надежды на могущество отдельного предводителя, наделенного сверхъестественной силой и находившегося под персональным божественным покровительством. Таков в свое время был и характер поклонения Александру Македонскому, в чьем культе переплелись самообожествление с поклонением, идущим снизу: необычные в глазах современников военные удачи, изменившие не только карту Восточного Средиземноморья, но и традиционные формы жизни, придали ему ореол божественности. Похожую ситуацию можно проследить и в отношении Юлия Цезаря, прежде всего на Востоке; в надписях в честь Юлия Цезаря, поставленных городами Малой Азии и островов Эгейского моря, он назван «евергетом (благодетелем) эллинов», «спасителем эллинов» и даже «непобедимым богом». Идея «спасителя» видна в этих посвящениях, но она еще связана с представлениями о благодеяниях, оказанных конкретно эллинам – культ этот еще не стал общеимперским. Официальная же пропаганда, идущая из Рима, стремилась подчеркнуть в его культе роль Рима, олицетворением которого была богиня Рома1. В самом Риме Цезарю посвящался ряд храмов, в том числе и общий Цезарю и Милосердию. Как писал С.Л. Утченко, фактическое обожествление Цезаря не вызывает сомнений, однако, возможно, собственно римское – в отличие от восточного – обожествление это было рассчитано не на прижизненное почитание, а на посмертный апофеоз 2.

После смерти Цезаря идею божественности выдающегося полководца и правителя пытался использовать Антоний. Стремясь укрепить свою власть на Востоке, он требовал, чтобы греческие города и ему оказывали такие же почести, как некогда эллинистическим царям: в надписи из Эфеса он назван «явленным божеством» (наподобие сирийского царя Антиоха IV Эпифана – т.е. «Явленного»), «спасителем человечества»1 (фразеология, которая впоследствии будет применена к Августу); при этом он не просто провозглашал себя богом, но и изображал (подчеркнуто мною. – И. С.) его: Плутарх в биографии Антония описывает его въезд в Эфес в виде Диониса в сопровождении вакханок, мальчиков в облике панов и сатиров (Антоний, XXIV). Подобное поведение, которое Плутарх с позиций своего времени назвал «непереносимым», было не только следствием личных амбиций триумвира, но и непониманием римлянами традиций сложного отношения греческих городов с монархами, в том числе и в организации их почитания. Попытка Антония установить свой культ не привела по существу даже к временному успеху, ибо она основана была на произволе римского полководца и не имела поддержки в глубинном восприятии населения восточных провинций. Свою связь с божеством провозгласил и сын Гнея Помпея (противника Юлия Цезаря) Секст Помпей, объявивший себя сыном бога Нептуна, что, впрочем, не избавило его от поражения в борьбе за власть.

Надежды уставшего от бесконечных войн и грабежей населения сосредоточились на личности победившего своих соперников Октавиана Августа. Именно с его правления начинается установление культа императора, причем этот культ воспринимался по-разному в Риме и в восточных провинциях. Придя к власти, Август причислил своего покойного приемного отца к богам: Цезарь получил эпитет divus (лат. «божественный»). Это решение императора, по словам Светония, соответствовало настроениям римского народа: историк пишет, что после смерти Цезарь был сопричтен к богам не только словами указов, но и «убеждением толпы» (Божественный Юлий 88), которая воспринимала появившуюся на небе комету как вознесшегося на небо Юлия Цезаря. Итак, Август стал сыном божественного Юлия. Но этого казалось недостаточным для укрепления авторитета императора, провозгласившего восстановление республики, необходимости своего его не только юридически, но и идеологически над гражданами Рима. Обожествление живого конкретного человека, а не самой власти было чуждо собственно римским традициям, поэтому был установлен культ Гения Августа: гениями назывались личные духи-покровители каждого римлянина, но Гений Августа был объявлен равным божествам. Во время клятв Гений Августа упоминался сразу после Юпитера Всеблагого Величайшего, в Риме по кварталам были основаны святилища Гения. Культ этот особенно был распространен в Италии и на Западе. Появляются объединения (коллегии) людей, организующих отправление культа Гения императора – на Западе они назывались августалы, среди них большую роль играли вольноотпущенники и вообще выходцы из социальных низов1. Подобные коллегии давали возможность почувствовать себя приобщенными к императору наряду с представителями высших слоев общества. На Востоке также употреблялись клятвы аналогичные клятвам Гением императора – там клялись его Судьбой 2 (SEG, XVIII 441), правда таких клятв дошло очень мало). Но помимо официального почитания его Гения, вокруг самого Августа складывались легенды, подчеркивающие сверхъестественные свойства самого императора. Эти легенды прямо или косвенно оказались связанными с личностью Александра Македонского. Так, Светоний пишет, что, согласно рассказам, мать Октавиана Атия зачала его от змея (как в свое время мать Александра Олимпиада!), явившегося к ней, когда она ночевала в храме Аполлона (Божественный Август, 94.2). В связи с этой версией можно отметить, что происхождение рода Юлиев от потомков Венеры оказалось недостаточным в процессе обожествления Августа: существовала потребность веры в личную, а не династическую связь его с богами. Прямая аналогия между Августом и Александром проведена и в другой легенде, также переданной Светонием (Божественный Август, 94, 6): родной отец Октавиана, будучи во Фракии, совершал гадания о судьбе своего сына. Когда он плеснул вино на алтарь, пламя взметнулось выше кровли. Подобное знамение было получено у этого алтаря только Александром. Сам Август по свидетельству того же Светония, запечатывал свои письма печатью с изображением Александра (там же, 50).

Настоящее восприятие Августа как бога началось сразу же после победы над Антонием в городах Малой Азии, которые пострадали от действий Антония. Первые святилища Августа с его разрешения были воздвигнуты уже в 27 г. до н.э. в Пергаме и Никомедии. Характерно, что римляне, жившие в провинции Азия, построили примерно в то же время храм не Августу, а в соответствии с официальной позицией римского правительства – божественному Юлию и Роме.

В связи с этим одним из существенных вопросов представляется мне вопрос о генетической связи обожествления императоров с культом эллинистических царей. Разумеется, можно найти сходство между этими явлениями, поскольку речь идет об оказании особых почестей реальному человеку, но я полагаю, что культы эллинистических царей отличались достаточно существенно от культа императора и не имели непосредственного отношения к формам и ритуалу почитания римского правителя в греческих городах. Обожествление царей носило в полисах своеобразный характер: с одной стороны, цари стремились утвердить свое божественное происхождение учреждением тех или иных династических культов (как это сделали египетские Птолемеи, введя совместный культ божественной пары – Птолемея II и его сестры-жены Арсинои), с другой стороны, сами полисы, сохранявшие и в Греции и на территории Ближнего Востока самоуправление, учреждали культы отдельных эллинистических царей. Эти акты принимались особыми постановлениями народных собраний в связи с установлением власти царя над городом или их благодеяниями, как это показал Хр. Хабихт. Каждый город давал соответствующий эпитет обожествленному монарху, а в случае изменения ситуации культы могли быть отменены и заменены почитанием других монархов2 , как это сделали Афины в отношении Антигона и Деметрия, получивших эпитет Спасителей, а после освобождения от их власти – Птолемея. В подобных случаях оказание божеских почестей правителям носило чисто политический характер; они не воспринимались населением полисов как реальные божества в отличие от традиционных богов: греки могли употребить словосочетание «бог Антиох», но вряд ли кто-либо говорил – «бог Зевс», уже одно имя последнего было сакральным. С. Прайс в специальном исследовании «Ритуалы и власть. Римский имперский культ в Малой Азии» подчеркивает, что фразеология надписей и постановлений, обращенных к Августу, не имеет ничего общего с формулировками эллинистических декретов в честь царей 3. Ф. Миллар также отрицает связь имперского культа с предшествующим обожествлением правителей эллинистических царств, но его утверждение, что этот культ даже на Востоке был «организованным новшеством»4, кажется мне принципиально неверным, во всяком случае, для зарождения почитания населением восточных областей Августа, установившего долгожданный мир. Первые восторженные постановления в его честь происходили из малоазийских городов. Август воспринимался жителями этих городов не просто как благодетель данного города или даже всех греков, не просто как очередной повелитель, но как божество, наделенное особой силой, способное влиять на все происходящее в ойкумене.

В надписи из Приены 9 г. до н.э., составленной в связи с принятием нового календаря, Август прямо назван богом, а день его рождения для мира (космоса) – началом «благовестий» («евангелий» в греческом тексте – SEG, IV 490). Такой благой вестью была и победа над Антонием. Аналогичная надпись найдена еще в одном малоазийском городе – Апамее (SEG, XV 8 15), там тоже рождение Августа – начало «евангелий». А небольшой городок Миры в своем постановлении назвал Августа повелителем земли и моря, спасителем всего космоса. Во всех этих декретах император предстает как космическая сила, всеобщий спаситель. В надписях с островов Эгейского моря деяния Августа прямо сопоставляются с действиями богов, которые он превзошел (Кос); почести, ему оказанные, не могут сравниться с его деяниями (Митилена на Лесбосе). Похожие мотивы содержатся и в надписи из Галикарнасса, где сказано, что бессмертная и вечная природа дала людям величайшее благо, Цезаря Августа, «Отца своего отечества, богини Ромы, Зевса Патрея (Отеческого), «спасителя всего рода человеческого»» . Фразеология этой надписи интересна тем, что в ней соединились официальный римский титул Отца отечества, полученный Августом и отождествленный с греческим Зевсом Отеческим, и экуменическое представление о божестве – Спасителе. При этом богиня Рома, культ которой стремились насадить римские власти, занимал в глазах составителей декрета второстепенное положение. На монетах Августа, чеканившихся на Востоке, встречаются греческие надписи: «Явленный бог» и даже – «Основатель (ктист) ойкумены». Характерно, что подобных латинских выражений на прижизненных монетах Августа нет; официально в рамках всей империи он был объявлен divus только после смерти, богом он назван на монетах, чеканенных при его преемнике Тиберии. Восприятие Августа как космического божества отражало не просто верноподданнические чувства, но и те изменения в социальной психологии, которые произошли уже в период эллинизма, и прежде всего ощущение эллинов как части общечеловеческой общности и универсализации представлений о божестве – едином, хотя и выступавшем под разными именами. Именно такое всесильное божество должно было обеспечить народам, входившим в Римскую державу, мир и благополучие. В то же время космический аспект культа Августа отвечал и политическим устремлениям эллинов – они как бы признавали себя зависимыми не от Рима, а от божества, и тем самым включали себя в ойкумену – «населенный мир». Прайс полагает, что отношение между подданными и правителем было решающим основанием для императорского культа, который представал в знакомых формах божественной силы. Мне представляется, что экуменическая идея смягчала ощущение у греков «подданства», подчинения власти, чуждой их полисным – гражданским традициям.

Прижизненное поклонение Августу как божеству (правда, вместе с богиней Ромой) имело место и в ряде западных провинций: так, в Галлии, в Лугудуне (Лионе) был воздвигнут алтарь Роме и Августу, который окружали статуи богов-покровителей галльских племен; особый жрец совершал там жертвоприношения. Хотя государственная пропаганда не называла Августа богом, прославлению Августа и внедрению своего рода «визуального» представления о нем как о правителе и в то же время божестве служили его изображения: в знаменитой статуе из Прима Порта (Италия) Август изображен в виде полководца, обращающегося к войскам, а на его щите – изображения «космические»: уходящая Луна и восходящее Солнце, знаменующее собой начало светлого будущего. У ног Августа – Амур, напоминающий о связи дома Августа с Венерой. И еще одна символическая деталь – Август изображен босым, а не в военной обуви, так обычно изображали большинство греческих божеств. Еще одна статуя из города Кум (хранится в Эрмитаже) показывает сидящего Августа в виде Юпитера (подражание знаменитой статуе Зевса работы Фидия) .

Правление преемников Августа, не обладавших его авторитетом, характеризовалось жестокими мерами борьбы с возможной (и воображаемой) оппозицией. Они стремились и культы поставить под свой контроль: императорские святилища учреждались с их разрешения. Так, провинция Испания, вслед за Азией, попросила разрешения воздвигнуть храм Тиберию и его матери Ливии (Тацит, Анналы, IV 37). Власти делали попытки ввести наряду с императорским культом почитание Сената как органа римской власти. Однако эти попытки особого успеха не имели: до нас дошли единицы постановлений в честь Сената (ср. со множеством декретов, посвященных императорам). Обожествление императора, особенно начиная с преемников Августа, должно было придавать авторитет носителю власти, что было тем более необходимо, так как по существу в империи не было достаточно прочного легитимного способа перехода власти от одного правителя к другому: государство продолжал называться республикой. По существу в I в. н.э. все решали приближенная к императорам преторианская гвардия и армия.

Культ императора не оставался неизменным. Он оформлялся постепенно в течение I – II вв. н.э., складывались его формы и организация, возводились святилища. Официально умерший император, если только он не был насильственно устранен, как Нерон или Калигула, и не совершал в течение своего правления особо тяжких преступлений, прежде всего, в глазах своего преемника), причислялся к богам, но в восточных провинциях продолжалось обожествление живого правителя (подчас с его ведома), которое затем повлияло и на самих римлян. В этот период на Востоке можно наметить две переплетающиеся тенденции: продолжение почитания императора как олицетворение космоса и включение его культа в систему традиционных полисных культов и празднеств. Культ правителя государства становился обязательным по всей империи. В общественных местах воздвигаются статуи императоров, которым необходимо поклоняться. Правда, не все полисы одинаково добровольно демонстрировали свое почитание императоров. Дион Кассий (LVI, 46) сообщает, что некоторые города не воздвигли Августу святилища, за что и поплатились. По словам Тацита (Анналы, IV, 6) Тиберий наказал город Кизик за нерадивость в совершении священнодействий во имя божественного Августа. После этого Кизик (вряд ли уже искренне) провозгласил Тиберия, непопулярного императора, даже после смерти не объявленного divus, «величайшим из богов» (SEG IV, II, 707).

В грекоязычных провинциях стремление сохранить свою самобытность и в то же время соблюдать лояльность верховной власти привело к объединению культа императора с культами местных богов-покровителей: так, в Эфесе император почитался вместе с Артемидой, в Пергаме – с Асклепием Сотером (Спасителем), в Милете с Аполлоном. В небольшом городе Перге посвящение поставлено местному божеству Артемиде Пергайе и императору Домициану (SEG VI, 672 – посвящение прижизненное, так как убитый Домициан не был объявлен «божественным»). В Египте изображения императоров в виде фараонов помещались на стенах храмов египетских богов. Жрецы императорского культа могли одновременно исполнять должности жрецов при местных храмах1. Не всегда можно определить, использовался ли местный культ для насаждения почитания императора или праздник в честь последнего был поводом для организации официального общеполисного собрания граждан.

Одним из способов почитания правителей было объединение празднеств в честь местных богов и императоров. При Тиберии в Теосе Дионисии стали называться Дионисии – Кесарии; Кесариями назвались и знаменитые афинские празднества Панафинеи; к названиям Олимпийских игр во II в. до н.э. было добавлено – Адрианейи, а в конце того же века по имени императора Коммода празднества в честь Асклепия были переименованы в Асклепии-Коммодейи; были игры Адрианейи и т. п. . Один из дней месяца (как правило, первый) считался «августейшим (т. е. императорским) днем». В этот день устраивались пиршества и раздачи для граждан. Но жрецы императорских святилищ организовывали празднества не только во имя императора. При отсутствии достаточных средств у города они устраивали гладиаторские игры, пришедшие в восточные провинции из Рима, и травли зверей.

Включение в полисную жизнь имперских культов означало не просто признание особого характера власти императора, но и осознание полисом его места не только в абстрактной общечеловеческой общности, но и конкретно в общности имперской, которую и олицетворял правитель единой державы; тем самым полисы оставались важнейшей, органичной частью этой державы, что было важно и для городов и для центральной власти. Объединение бога-императора с местными божествами не исключало вселенского представления о нем. В отдельных надписях именно этот аспект выходит на первый план. Среди многих надписей, поставленных в честь императоров в I в. н.э. до нас дошло постановление небольшого городка из Карии Идимы, поставившего статую императору Веспасиану (сохранилась только база): «(Статую. – И. С.) императора Цезаря Веспасиана Августа, спасителя всех людей и благодетеля Союз идимейцев ради благодарения ему (посвятили) богам» . Надпись эта может быть интересна во многих отношениях. Идима – ничем не примечательное небольшое малоазийское поселение, не имевшее даже статуса полиса, а всего лишь «союз идимейцев». Формула чествования не стереотипна: наряду с эпитетом «евергет», который встречается в надписях того же региона в честь представителей династии Флавиев, основателем которой был Веспасиан (в частности, посвящения его сыну – императору Домициану и его жене Домиции), он назван спасителем всех людей без какого-либо указания на связь с благодеяниями, оказанными самой Идиме. Обращает на себя внимание несоответствие своего рода «захолустности» поселения, воздающего почести, и экуменического восприятие правителя. Наиболее близкое по времени (после надписей в честь Августа) сходное выражение содержится в эдикте префекта Египта Тиберия Юлия Александра в честь Гальбы, ставшего императором в период новых войн полководцев в борьбе за власть после гибели Нерона и правившего короткое время. В этом эдикте, он назван «воссиявшим нам» (т.е. египтянам) ради спасения всего рода человеческого. Мне представляется мало вероятным, что идимейцы читали этот эдикт; возможно, они знали надписи в честь Августа, которые продолжали красоваться на площадях выбивших их городов. Но что могло побудить Идиму издать такое краткое, но при этом пышное постановление, используя «экуменическую» фразеологию в честь первого правителя новой династии? Веспасиан, вероятно, вообще не знал о существовании Союза идимейцев, да и краткость постановления указывает на то, что особых благодеяний для поселения совершено не было (даже в торжественном египетском эдикте сказано, что Гальба «воссиял» и конкретно египтянам). Можно подумать, что для постановки статуи поводом послужило окончание гражданских войн I века н.э., во время которых города восточных провинций страдали от денежных поборов. Тацит в «Истории» говорит, что хуже всего провинциям приходилось именно от таких поборов: полководец Веспасиана Муциан при сборе денег в Малой Азии не считался ни с правом, ни с реальными возможностями населения (II, 84), все богатые имения были разграблены. Не исключено, что среди пострадавших оказались и жители Идимы. Но, как пишет там же Тацит, ситуация не изменилась и после установления мира, те же «безжалостные меры» продолжали применяться. Так что вряд ли Веспасиан – в отличие от Августа – мог быть назван «спасителем всех людей», а для простого выражения верноподданнических чувств можно было найти другие словесные обороты. Среди императоров I в. н.э. трудно найти более неподходящую фигуру для экуменического культа, тем более, что сам Веспасиан не считал себя богом и к обожествлению относился иронически. Но идимейцы вряд ли представляли себе конкретно личность императора, которого никогда не видели. Скорее всего, фразеология этой надписи связана с тем, что и маленькая Идима начинает ощущать свою включенность в огромную империю, стремиться осознать себя частью всего человечества и выразить это ощущение, а само незримое присутствие владыки могло способствовать созданию образа бога-Спасителя. Веспасиан стал символом этой включенности, а чествование его как бы позволяло идимийцем говорить от имени всего человечества и чувствовать себя полноценной частью огромной державы, которая для них была всем «населенным миром».

Определенный интерес представляет и слово «евхаристия» («благодарение») употребленное в надписи. Это существительное (в отличие от однокоренного глагола) достаточно редко встречается в надписях (например, в надписи Кизика I века н.э. – Syll 3 798) и обычно обращено к божествам. В аналогичных декретах в честь Флавиев из этого района оно не употребляется. Это слово также указывает на стремление придать особую торжественность постановлению, может быть, оно содержит скрытый намек на божественность Веспасиана, который прямо богом не назывался. Употребление его, как и возрожденный «экуменический» титул, свидетельствует о том, что надпись не была инспирирована сверху, она была следствием инициативы самих идимейцев, с одной стороны, возможно, надеявшихся на передышку в поборах, а с другой – стремившихся громко заявить о себе властям и соседям, используя достаточно необычное для официальных декретов этого времени словоупотребление. Однако оно несомненно было на слуху у жителей Малой Азии, видевших самых различных религиозных проповедников. «Экуменизм» не был только достоянием христианства, эти идеи витали в воздухе. Идима как бы осознавала свою связь через императора – спасителя человечества со «всеми людьми», хотя фактически это означало – со всеми его подданными1.

Таким образом, мне представляется, что маленькая надпись малоазийского городка, как бы незначительна она ни была в свете общеимперской истории, тем не менее, может раскрыть социальную психологию части жителей империи и восприятие ими культа императора. Прижизненному обожествлению императоров уже в I в. н.э. способствовали и сами официальные власти. В почетных надписях преемники Августа – императоры из династии Юлиев – Клавдиев стали получать все более и более пышные эпитеты, вероятнее всего, по их собственной инициативе: так, Калигула, «прославившийся» своей жестокостью и сумасбродствами (он был психически неуравновешенным) в надписи из Кизика назван «новым Солнцем» (IGRR IV 145). Так же назван и не менее жестокий Нерон (SEG XVIII 566). Домициан называл себя богом, приказывал ставить себе золотые и серебряные статуи (Светоний, Домициан, 13, 2) или колоссальные мраморные. Божествами объявлялись не только сами императоры, но и их жены. Так в декрете города Лампсака о постановке статуи Ливии – жене Августа и матери Тиберия – она названа новой Гестией (IGRR IV 180); жена императора Домициана, получавшего при жизни божеские почести, также была объявлена богиней Августой, а в одной из надписей в ее честь прибавлено еще и «Согласие» . Императорские храмы были и в самом Риме, как правило в I в. н.э. они были посвящены умершим правителям или их роду – например, храм рода Флавиев, династии(императоры Веспасиан и Тит), к которой принадлежал и Домициан, но жрецы этого храма при этом императоре должны были носить и его изображение (Светоний, там же, 4, 3). Плиний Младший, подчеркивая умеренность Траяна в отношении почестей, пишет, что при его предшественниках решение любого ничтожного дела кончалось прославлением императора (Панегирик императору Траяну, 54).

К началу II в. н.э. в титулатуре императоров, особенно устойчивой со времени преемника Траяна Адриана, стандартными эпитетами становятся «Сотер» (лат. «спаситель»), «Евергет» (лат. «благодетель»), Космократор. Стандартизация эпитетов и ритуалов отражала стабилизацию системы власти, характерную для правления династии Антонинов (Панегирик… 96 – 192).

Однако культ императора играл не только квази-сакральную роль, но и достаточно ярко выраженную политическую: поклонение изображениям правящего императоров стало своего рода проверкой лояльности по всей империи. В этом отношении интересна история, в которую оказался замешан приближенный Траяна Плиний Младший: будучи послан в малоазийскую провинцию Вифиния-Понт специальным представителем императора, он получил анонимный донос на христиан (Письма, X, 96, 97)1. Эта история отражена в переписке Плиния с Траянам: сама новая религия в начале II в. н.э. еще не волновала власти, их беспокоило только отношение христиан к государству. Чтобы проверить лояльность христиан, Плиний, как он пишет об этом в письме к Траяну, приказал совершить перед изображениями богов и самого Траяна жертву ладаном и вином; те, кто отказывался это сделать, подлежали наказанию. Выражением лояльности были и посвящения императорам зданий, построек и т.п. Как правило, это делали люди, непосредственно обслуживающие императорский культ, местные должностные лица, императорские вольноотпущенники; причем по большей части в посвящениях были прибавления – императору «и полису», «и народу», а в одной из эфесских надписей посвящение сделано Артемиде, императору Антонину Пию и «серебряных дел мастерам»2. Вряд ли ремесленная коллегия могла вызвать особое религиозное почитание, но соединение самой знаменитой в Эфесе коллегии ремесленников с именами богини и императора как бы подчеркивало почтение посвятителя, вероятно, тоже ремесленника, как городу (Артемида – покровительница Эфеса), так и власти императора. Нужно отметить, что императоры и местные власти не поощряли создание частных объединений, будь то объединения культовые или ремесленные (так, император Траян запретил Плинию организовать коллегию пожарных – Письма, Х 34), поэтому коллегии старались выразить свои верноподданнические чувства.

В провинциях создавались не только храмы внутри городов, но и главные храмы провинции, обычно в центрах. Следует отметить еще один аспект – императорский культ постепенно становится не столько персональным обожествлением, как это было в период его зарождения, а культом носителя власти независимо от его личных заслуг: появляются храмы Августов, жрецы Августов (например – в городе Афродисии – SEG, IV 731). Ритуал почитания императора обслуживали не только жрецы и жрицы, в организации празднеств в честь правителя торжественных шествий, и особые объединения или в рамках провинции или внутри того или иного города: существовали, согласно надписям, объединения Вифинии, «эллины и римляне Азии», объединение только эллинов (IGRR IV 860, 908), объединение городов Сирии1. Возглавляли все эти объединения жрецы (архиереи) при общепровинциальном храме императорского культа. Характерно, что подобные объединения кроме отправления культа, могли обращаться и с жалобами императору на злоупотребления наместников, т.е. имели некоторые своего рода «контрольные» функции: наместники должны были считаться с этими негосударственными объединениями, поскольку они представляли своего рода сакральную власть от имени бога-императора на местах. На деле в подобные объединения не могли входить все эллины и римляне провинции, реально именно жречество вместе с представителями местной элиты решало дела объединений. При этом нужно иметь в виду, что жрецы имперского культа – в отличие от жречества государств древнего Востока, не представляли замкнутую корпорацию, жрецы главных храмов были гражданами городов, где они родились, с ними поддерживали связь и оказывали им благодеяния2. Внутри полисов также существовали особые общественные объединения (союзы людей пожилого возраста – герусии и союзы молодых), одна из функций которых была организация празднеств в честь императора, надзор за его изображениями – а изображения эти должны были нести во время любых празднеств, даже организованных частными лицами1. До нас дошла переписка герусии Эфеса, подробно разобранная еще Дж.Оливером, с императорами Марком Аврелием и Луцием Вером2. Эфесская герусия сообщает, что металлические изображения императоров, которые носили во время празднеств в честь покровительницы города Артемиды износились и просит разрешения починить их и придать им лица новых императоров, на что последние согласия не дают (вероятно, считая это нарушением сакральности изображений). Но на деле замена голов статуям императоров на местах производилась; к торсу статуй Августа (таких статуй в свое время, по всей вероятности, было поставлено очень много) приделывались головы более поздних правителей. Когда после убийства Домициана императором стал престарелый сенатор Нерва, мастера к телу сидящего полуобнаженного молодого мускулистого человека, изображенного в виде Юпитера (может быть, тоже Августа), приставили голову пожилого императора3. Подобные примеры отражают истинное – не религиозное – восприятие населением культа императора, как оно сложилось уже ко II в. н.э. Такому восприятию способствовала и насильственная смена императоров: когда Домициан был убит, его колоссальная статуя в Эфесе была сброшена с пьедестала.

Дальнейшая формализация культа происходила в III в. н.э., когда разрыв между политическими реалиями и официальной фразеологией все более увеличивается. Это был период общего кризиса империи: в провинциях вспыхивали восстания земледельцев и рабов, на западные районы империи нападали германцы, на восточные – персы; армии провозглашали своих командиров императорами, сменявшими друг друга. В провинциях распространяются сепаратистские тенденции – вхождение в огромную державу перестало быть привлекательным. В империи распространялось христианство, не признававшее императоров богами. Хотя в абсолютных цифрах христиане были в меньшинстве, но их активность, миссионерская деятельность делали их существенной идеологической силой, не взирая на все попытки гонений. И тем не менее, в этой сложной обстановке каждый новый император, какой бы эфемерной не являлась его власть, объявлялся «наибожественным», наделялся пышными эпитетами. Например, город Эфес чествовал Гордиана незадолго до его падения в 244 г. н.э., называя его Спасителем, благородным и благочестивым царем (!), Установителем мира (SEG, IV 523). Прайс сравнивает Панегирик Траяну Плиния (100 г.), где император ставится под покровительство Юпитера, а чрезмерность императорского культа, насаждавшаяся Домицианом, осуждается, с панегириком 291 г. в честь императора Максимиана, который называется не просто богом, известным по рассказам, но близким Юпитером, видимым и присутствующим, Геркулесом императором1. Даже в небольшом сирийском поселении в надписи об установлении границ к правителям применен эпитет «явленные», который обычно употреблялся по отношению к богам2.

До нас дошли надписи, содержащие жалобы земледельцев из императорских имений, адресованные самому владыке, на злоупотребления чиновников, вымогавших деньги, заключавших земледельцев в оковы, а потом требовавших выкуп за освобождение. В этих жалобах, происходящих из разных провинций (Лидии, Фригии, Фракии), император назван «наибожественнейшим из бывших когда-либо императоров», «божественным и непревзойденным Величеством», время его правления – «благословеннейшими временами, что особенно странно звучит в петициях, описывающих бедственное положение земледельцев, которые при всем словесном почтении грозят уйти из императорских имений на частные земли1. Контраст между пышными титулами и реальным отношением подданных к конкретному императору очевиден. Но императоры продолжали пропагандировать свой культ, изображая себя на монетах в лучистой короне – как воплощение Солнца, какими бы ничтожными они на самом деле ни были. Так, на монетах императора Флориана, который правил всего два месяца, он представлен «богом и господином». Со времени Диоклетиана (рубеж III –V вв. н.э.), называвшего себя сыном Юпитера, вводится особое обращение к нему: нужно было падать ниц, целовать руки и ноги. Император Константин, захвативший власть в ожесточенной борьбе с другими претендентами на императорский престол, также начал именовать себя «богом и господином»2. Но почитание императора, основанное на политеистических традициях, изжило себя. Константин не только признал христианство – первоначально как один из культов в империи, но стал активно покровительствовать этой религии. Можно полагать, что целью его было не только получить поддержку части населения (христиане все еще находились в меньшинстве), но и по-новому сакрализовать свою власть, полученную от Бога; распространяются легенды о явлении креста Константину перед решающей битвой с противником. На монетах Константина и последующих императоров Поздней империи изображается крест или император с крестом в руке1. С распространение христианства на территории бывшей Римской империи2 началась новая эпоха, когда не отдельный правитель становился богом, а именно сама императорская (а затем королевская) власть, сакральность которой стала освящаться христианской Церковью.

Специалист по Новому Завету

Все лекции цикла можно посмотреть .

Римская империя, в которой разворачиваются события раннехристианской истории, была довольно своеобразным государством. В нашей сегодняшней жизни мы многое унаследовали от нее, хотя далеко не все, и поэтому далеко не все является для нас понятным. Тем не менее с точки зрения христианских общин в империи I века важно знать некоторые факты.

Первый факт заключается в том, что Римская империя была убеждена, что религия, почитание богов, – дело государственное. И всякий подданный Римской империи в той или иной форме обязан исповедовать римскую религию. Это не значит, что он обязан искренне верить, вовсе нет. В конечном итоге он может верить во все что угодно, во всех своих местных, племенных богов, но он обязан участвовать в общеимперском культе – такие были у них духовные скрепы. Было невозможно, чтобы свободный подданный империи не участвовал в этом культе.

При этом культ подразделялся на две очень неодинаковые категории: законные религии, или дозволенные, и незаконные, или недозволенные, religio illicita. Еше в практике того времени было выражение «новомодные культы». Они считали, что имеет право на существование римская религия, которую они довольно удачно скомбинировали с греческой, так чтобы получилось нечто усредненное; имеют право на существование некоторые древние религии завоеванных Римом народов – и все.

При этом обратите внимание, что это культурная среда, где под каждым кустом два человека, и трое из них мистики, четверо из которых еретики. И формируется она в очень интенсивных религиозных, философских, культурных контактах между миром эллинским и, скажем, индийской, египетской мистикой, персидской. Это такой котел, особенно в восточной части империи, где сплавляются самые разные философские, культурные, религиозные, мистические практики, и новые культы возникают просто постоянно. Каждый год где-нибудь придумывается что-нибудь новое. В большинстве случаев адепты подобного рода культов смиренно чтут римскую религию, и к ним никто не цепляется, все довольны.

Но есть некоторые группы людей, для которых это оказывается невозможным. В первую очередь это иудеи. Римляне, завоевав Иудею, довольно быстро поняли, что этих людей никакими пытками невозможно склонить к почитанию римских богов, а уж тем более, когда в имперскую эпоху появляется такой феномен, как культ императора. Для иудеев это было абсолютно неприемлемо. На самом деле это был не столько культ императора, сколько культ Рима и гения императора, как они это называли, то есть счастья, судьбы, которая над императором бдит. Тем не менее это был государственный культ, участие в котором было формой лояльности, примерно как сегодня мы не можем быть гражданами и не иметь паспорта, где написано, что ты гражданин той или иной страны. Так и в те времена не чтить императора означало проявлять нелояльность, и ты сразу становился парфнским шпионом.

Понятно, что это было необходимо для всех, но иудеям в этом можно было не участвовать, просто потому, что римляне понимали: иудеев проще истребить, чем заставить их поклоняться гению императора. А истреблять их они не хотели, потому что это были, во-первых, хорошие солдаты (их было много в римской армии) и, во-вторых, неплохие налогоплательщики. Поэтому иудеи имели право не исповедовать римского государственного культа. И довольно долго, почти до середины 60-х годов, христиане по всей империи старательно изображали из себя одно из иудейских течений, именно для того чтобы пользоваться этой свободой от римского государственного культа.

Императорский культ

Среди форм официального культа была по крайней мере еще одна, прямо касавшаяся женщин: императорский культ. Будущий Август причислил к богам Юлия Цезаря. Сам он удостоился этой чести в результате постановления сената, а за ним многие другие императоры и члены их фамилий. К этому прибавлялся культ Рима и Августа, более или менее спонтанно установившийся в Империи и публично организованный на разных административных уровнях. В провинциях в данном случае существовали особенности, весьма существенные для женщин. Наряду с культом капитолийской триады {555} императорский культ был единственным обязательным для колоний и муниципий. Нас сейчас интересует не сложный комплекс религиозных и политических достоинств, приписывавшихся живым и мертвым императорам, а тот факт, что императрицы и женщины из императорского окружения после смерти также признавались Divae - обожествленными; они обретали свой культ, храм и жриц: таковы Ливия - жена Августа, Поппея - жена Нерона, Марциана и Матидия из семейства Траяна, Плотина, Сабина и две Фаустины - жены Антонинов. Но некоторых из них почитали уже при жизни, уподобляя кому-либо из известных богинь. Выбор совершался на основании какого-либо признанного, придуманного или желаемого сходства императрицы с богиней или под воздействием тех или иных обстоятельств.

Подобное уподобление стало источником богатейшей, прекрасной и разнообразной иконографии, главным образом в форме монет и статуй. Как правило, эти женщины-богини имели отличительные атрибуты соответствующего божества (колосья, цветы, плоды, колчан, полумесяц), рядом с ними мог быть изображен бог-супруг, но у них сохранялись характерные портретные черты и модная прическа. Такие оригинальные художественные гибриды были весьма популярны и представляли собой очень ловкое средство пропаганды: женщины и их дети придавали мужской пропаганде некоторое обаяние. Так, Ливия, обожествленная позднее под именем божественной Августы, изображалась также как Фортуна или Церера. На статуе в Капитолии ее лицо вполне узнаваемо, но диадема украшена колосьями и маками Цереры. Во II в. Фаустина Младшая - дочь Антонина Пия и Фаустины Старшей, супруга Марка Аврелия, мать многочисленного потомства, в том числе двух пар близнецов, - могла изображаться как Венера с Марсом, как в группе из Остии {556} , где божества напоминают внешностью императорскую чету в молодости, благодаря же плодовитости она стала особенно значимой фигурой в династической и семейной политике: мы видим ее в образе Вечности (Aeternitas) и матери воинских лагерей (Mater castrorum). Юлия Домна, уподобленная покровительнице Карфагена, получила официальное посвящение, прямо к ней обращенное: «Юлии Августе, богине небесной, матери императора Каракаллы, матери сената, отечества и воинских лагерей» {557} .

В расчет следует принимать не только собственно императорскую точку зрения. Подобает также поинтересоваться практикой этих культов и созданных ради них священнодействий. Женщины прямо участвовали в них, начиная с Ливии, которая после смерти Августа получила титул жрицы Августа обожествленного (sacerdos divi Augusti), которой, если она отправлялась куда-нибудь в силу своих религиозных обязанностей, полагался почетный охранник с фасциями - ликтор {558} . Но прежде всего мы остановимся на многочисленных жрицах из италийских и провинциальных элит: ведь в большинстве областей эти и только эти священнодействия были единственной формой публичных функций, на исполнение которых могла надеяться женщина. Эти жрицы, либо являвшиеся фламиниками божественной Плотины {559} или «божественных Август» {560} , либо вместе с мужем составлявшие чету фламинов (провинция Тарраконская Испания) или великих жрецов (провинция Азия), получали в провинциальном обществе высокое, завидное место, благодаря которому принимали участие в официальной жизни муниципий, колоний, городов, а также в больших манифестациях провинциалов перед наместником. Не забудем и об открывавшихся для них возможностях благотворительности, также обосновывавшей и укреплявшей порядок в обществе и притом обеспечивавшей место на виду у публики, завидное и возбуждавшее зависть.

Императорский Пекин Слово «Пекин» – не собственное имя города, а нарицательное, и означает оно «Северная столица». Это название город носил, пока существовала «Южная столица» – город Нанкин. История не сохранила свидетельств о начале основания Пекина. Первым

автора Охлябинин Сергей Дмитриевич

Сад Головинский императорский… Аналогичные тому, что существовали в Кенигсберге, - частные усадьбы и сады, становившиеся общедоступными на время, были и в России. С той лишь разницей, что, например, старинный Головинский сад с годами превратился из императорского

Из книги Всемирная история без цензуры. В циничных фактах и щекотливых мифах автора Баганова Мария

Культ «Высшего существа» и Культ Разума Упразднив христианские службы и закрыв монастыри, революционеры ввели новую религию - «Культ Разума». Собор Парижской Богоматери был переименован в «Храм Разума» и 10 ноября 1793 года там состоялось грандиозное представление:

Из книги Тайны дома Романовых автора

Из книги Великие загадки мира искусства автора Коровина Елена Анатольевна

Императорский перстень Влияние драгоценностей на судьбу людей и исторические события неизбывно. Вот уже 200 лет стоят в Москве знаменитые Сандуновские бани. Однако в Москве никогда не было «купцов банного дела» с такой фамилией. Правда, в Петербурге конца XVIII столетия

Из книги Наполеон. Как стать великим автора Щербаков Алексей Юрьевич

3. Императорский брак В 1809 году началась новая война с Австрией. В Вене терпеливо выжидали - и когда австрийцам показалось, что Наполеон увяз в Испании, они предприняли очередную попытку его одолеть.Особого значения происходящему Наполеон не придал.- Через два месяца я

Из книги Повседневная жизнь благородного сословия в золотой век Екатерины автора Елисеева Ольга Игоревна

Императорский стол Наконец наша героиня могла отобедать. А вместе с ней и особо приближенные лица. Камер-фурьерский церемониальный журнал различал «большой» и «малый» столы государыни. «Большой» - собирался по воскресным и праздничным дням в «столовой комнате». В нем

Из книги История города Рима в Средние века автора Грегоровиус Фердинанд

3. Императорский дворец в Риме. - Императорская гвардия. - Пфальцграф. - Императорский фиск. - Папский дворец и папская казна. - Уменьшение доходов Латерана. - Растрата церковного имущества. - Иммунитет епископов. - Признание в 1000 г. римской церковью ленных договоров Мы

Из книги Романовы. Семейные тайны русских императоров автора Балязин Вольдемар Николаевич

Императорский произвол Между тем общее положение дел в России становилось крайне напряженным. Живший в то время выдающийся русский литератор и историк Н. М. Карамзин писал, что «награда утратила свою прелесть, наказание - сопряженный с ним стыд», ибо достойные люди

Из книги Всемирная военная история в поучительных и занимательных примерах автора Ковалевский Николай Федорович

Императорский Рим I–III вв. Низвержение НеронаМогущество Римской империи редко подкреплялось личными качествами императоров.Нерон, жестокий, самовлюбленный и развратный тиран, был первым римским императором, лишенным при жизни власти. Против него восстали римские

Из книги Средневековая Исландия автора Буайе Режи

Домашний культ, общественный культ О домашнем культе мы уже говорили не раз: напомним, что к нему прибегали при необходимости совершения обрядов перехода (см. Этапы жизни и обряды перехода, глава 4); он касался лишь конкретного человека или ограниченного сообщества

Из книги Екатерина Великая и ее семейство автора Балязин Вольдемар Николаевич

Императорский произвол Между тем общее положение дел в России становилось крайне напряженным. Живший в то время выдающийся русский литератор и историк Н. М. Карамзин писал, что «награда утратила свою прелесть, наказание – сопряженный с ним стыд», ибо достойные люди

Из книги Двор российских императоров. Энциклопедия жизни и быта. В 2 т. Том 1 автора Зимин Игорь Викторович

Из книги Всеобщая история религий мира автора Карамазов Вольдемар Данилович

Погребальный культ и культ предков Довольно долго у славян сохранялся патриархально-родовой строй. По свидетельству византийских историков, славяне жили племенами и родами, состоявшими из больших семей. Роды и семьи возглавлялись старейшинами. Поэтому у славян

Из книги Будущее России. Алгоритм переворота автора Бобраков Олег Александрович

Культ личности или культ великой идеи? В описанных условиях и речи быть не может о борьбе с коррупцией. Победить ее можно, только свергнув власть финансовой экономики, «денежного мешка». И нашей стране удалось этого добиться. Впервые во всемирной истории. Почему же

Из книги Российский царский и императорский дом автора Бутромеев Владимир Владимирович

Российский императорский дом ПЕТР I АЛЕКСЕЕВИЧ ВЕЛИКИЙ ОТЕЦ Царь Алексей Михайлович (1629–1676) МАТЬ Наталья Кирилловна Нарышкина (1651–1694) РОЖДЕНИЕ Москва, 30 мая 1672 го да НАЧАЛО ПРАВЛЕНИЯ Царь с 27 апреля 1682 года, совместно с братом Иоанном V. Единоличный правитель с 29 января

Введение

1. Особенности формирования китайского культа правителя

1.1 Культ Шан-ди

1.2 Культ Неба

1.3 Этико-политическое учение Конфуция

2. Китайский культ правителя

Заключение

Список использованной литературы

Введение

В стране, которую у нас принято именовать «Китай», но в которой бытует уже с последних веков до н.э. самоназвание «Чжунго» - «Срединное государство», возникли ещё на рубеже II- I тысячелетий до н.э. и затем утверждались представления, что высшей властью на Земле могут располагать только те, кто наделён мироустроительными потенциями, воплощёнными в «благодати» (дэ) и претворяемыми в деяниях по урегулированию социума. Дарует же такую власть своим «мандатом» Небо – направляющая и контролирующая всё и вся в природе верховная сакральная сила, а избранники Неба, т.е. земные правители, – это его – в иносказательном смысле – Сыны, предназначение которых – блюсти миропорядок. Вместе с тем, Небо справедливо ко всем, оно вправе изменить собственный, давний или не давний выбор: прежде чем вверить свой «мандат» на благоустроение Поднебесной новым избранникам, - лишать таких полномочий какого-то одного либо двух - трёх отдельно взятых владык Срединного государства и даже весь некогда заслуживший, но теперь оказавшийся неспособным оправдать доверие и волю Неба царствующий дом. Правда, столь суровую кару Небо упреждает косвенными сигналами, демонстрируя тем самым, что способно откликаться на происходящее в Поднебесной. Откликаться не только безмолвно, когда всё в норме и достойно одобрения, но и посредством небесных знамений, природных аномалий и даже катаклизмов, когда возникает дисгармония миропорядка, порождённая пороками земных правителей и их деяний.

1. Особенности формирования китайского культа правителя

Традиция почитания китайцами своего правителя как священного царя берёт своё начало в древних религиозных культах Шан-ди и Неба. Идеология Конфуция, возвеличивая прошлое, поддержала и вознесла созданный ещё в иньско-чжоуское время культ правителя, императора, управляющего Поднебесной от имени великого Неба. В свою очередь, конфуцианство просуществовало в качестве официальной религии Китая до XX в., а следовательно и титул «сына Неба» сохранялся за правителем страны вплоть до этого времени.

1.1 Культ Шан-ди

В современном Китае существует множество религий: буддизм, даосизм, ислам, католичество, протестантство. Однако наиболее распространёнными из них традиционно считаются «три религии», или, как их ещё называют, «три учения» – конфуцианство, даосизм и буддизм. На более ранних этапах можно отметить культ Шан-ди и культ Неба.

«В представлении иньцев, - писал известный советский синолог Л.С. Васильев, - Шан-ди был не только верховным божеством, главой всех потусторонних сил, но и ближайшим родственником самих иньцев, их легендарным родоначальником и покровителем, предком-тотемом. Именно он, Шан-ди, приняв облик божественной птицы (ласточки), чудесным образом зачал сына, который стал, по верованиям иньцев, родоначальником этого племени» . Шан-ди не столько молились, сколько просили у него, обожествленного предка-покровителя, помощи и поддержки.

По словам Л.С. Васильева, «…данные многочисленных иньских гадательных надписей свидетельствуют о том, что именно Шан-ди был главной и последней инстанцией в мире сверхъестественных сил, что от его милости, от его решения в конечном счете зависело поведение всех остальных духов. Ему, Шан-ди, повиновались духи ветра и дождя, облаков и грома… Победа над врагом, успешная борьба с несчастьями и болезнями, удачная охота и даже благополучное разрешение от бремени супруги вана - все это тоже было в компетенции Шан-ди. Словом, Шан-ди считался главным верховным божеством, которому на небе так же беспрекословно должны были подчиняться все остальные духи, как на земле все люди подчинялись воле иньского правителя-вана» .

Представление о Шан-ди зародилось в недрах шан-иньского общества во 2-м тыс. до н.э. «Ди», первоначально означавшее жертвоприношение (сожжение жертвы), позднее стало названием божества, которому приносили жертву («ди», по-видимому, служил также обозначением умерших предков царствующего дома, включая мифических, являвшихся его тотемом). В поздний период правления династии Шан-Инь (ок. 13-11 вв. до н.э.) наряду с «ди» появился термин «Шан-ди» для обозначения верховного божества, а также, вероятно, первого из шан-иньских предков. Постепенно «ди» превратилось в бога - покровителя всего шан-иньского государственного образования. Культ Шан-ди бытовал в эпоху Шань-инь до тех пор, пока в 1027 г. до н. э., объединившийся вокруг племени чжоусцев союз окружавших Шан народов в решающей битве при Мус не разгромил шанцев.

1.2 Культ Неба

Воцарение Чжоу сопровождалось важными переменами в общественном сознании и идеологической традиции древнего Китая. Чжоусцы принесли с собой новое представление о верховном божестве, которого они называли Тянь.В первоначальном начертании знак «тянь» являл изображение большого человека с особо выделенной головой и служил, вероятно, обозначением обожествленных предков вождя. Согласно же чжоускому мифу, мать первопредка чжоусцев Хоу-цзи зачала, наступив на след ноги некоего великана. Еще до завоевания государства Шан среди чжоусцев зародилась легенда об их родстве по женской линии с родом шанских царей. Покорив Шан, они отождествили свое верховное божество Тянь с шанским верховным божеством Шан-ди. С течением времени культ Неба в Чжоу окончательно вытеснил Шанди в главной функции верховного божества. Так сложился культ Неба (Тянь), обезличенный, не имеющий, можно сказать, корней в верованиях того или иного племени.Культ Неба стал главным в Китае, а полное его исполнение – прерогативой лишь самого правителя, сына Неба. При этом на Небо перешло представление о прямой генетической связи божественных сил с правителем: претендуя на родство с Небом, чжоуские правители стали именовать свою страну Поднебесной (Тянь-ся), а себя – сыновьями Неба (Тянь-цзы). Чжоусцы верили, что правитель получает свою власть в первую очередь от Неба и своих предков. «Как говорит один из стихов “Ши цзина”, народ Чжоу могущественен, ибо имеет “трёх правителей на небесах и вана, их посланца, в столице”. Предки помогали потомкам, если были довольны ими, но они же могли во гневе сурово покарать их. Вот почему важно было не только умилостивлять их должными подношениями, но и через гадание улавливать их пожелания и вести себя сообразно им» .

Л. Тихомиров в книге «Монархическая государственность» представляет такую трактовку культа китайского императора – по его мнению, небо персонифицировалось в некое место, куда после смерти попадают души предков правителя, в свою же очередь, только правитель, мог являться необходимым посредником между народом и умершим вождем: «Один из родоначальников китайцев, избранный в вожди при завоевании ими своих нынешних территорий, превратился постепенно в верховное божество… Сын первого вождя, еще вероятно очень невластного, по требованию культа предков, приносил ему жертвы, и следовательно являлся необходимым посредником между народом и умершим вождем, которого дух нужен был народу, как покровитель. Авторитет преемников его таким образом возрастал из поколения в поколение. Все последующие цари по смерти своей еще более наполняли небо духами, которые являлись покровителями китайцев, и все живут с Шан-ди (небо). Каждый же император есть «сын неба» и самое его царствование называется «служением небу». Действительно «служение небу» есть одновременно и семейная обязанность императора по культу предков, и - управление народом, над которым правили все эти духи при своей жизни, а по смерти явились покровителями бывших подданных» .

Историческая судьба понятия «Тянь» была предрешена в момент чжоуского завоевания, которое чжоусцы старались оправдать тем, что само «Небо» повелело им покарать шанского правителя за его прегрешения. Божество Тянь, «Небо» шанцам было неизвестно. Чжоусцы, как и шанцы, называли своего правителя ван, “царь”, но кроме того, они называли его также и «Сыном Неба». Правитель олицетворял верховное единство всего общества. Он противопоставлял себя прочим смертным, что видно даже по титулу, который он носил: «Я – единственный среди людей» . Правитель выступал одновременно и верховным жрецом. Только он мог определять по трещинам на гадательной кости ответ божества на заданный ему вопрос. Усопшие предки вана считались приближёнными верховного божества, посредниками в общении между ним и ваном. От них зависели удача военного похода или строительство нового города, они посылали на людей болезни или исцеление, помогали благополучному разрешению от бремени. Управление государством не отделялось от религиозного ритуала, административные документы были одновременно священными скрижалями богов. Уже в государстве Шан существовали уложения, которые представляли собой записи о деяниях шанских царей. Эти уложения обозначались знаком Дянь, являющим образ сшитых планок, водруженных на столик, т.е. особо чтимых. Составление подобных записей исторических событий приняло еще больший размах при чжоуском дворе, а потом и в ставках удельных правителей.

Новая династия представила дело таким образом, что верховное божество вручило ей «небесное повеление» (Тянь мин) на царствие, отобрав его у шанцев, подобно тому как основатель шанской династии когда-то отобрал это «небесное повеление» у последнего правителя династии Ся, якобы правившей до воцарения Шан: «Последний правитель Шан предался праздности, забросил дела управления и не совершал должных жертвоприношений. И тогда Небо уничтожило его… Пять лет Небо ожидало в надежде, что его сыновья и внуки смогут стать правителями людей, но никто из них не был настолько мудр. Тогда Небо искало в ваших многочисленных землях, насылало на вас бедствия, желая пробудить тех, кто откликнулся бы. Наш же чжоуский царь хорошо относился к людям, следовал добродетели и исполнял долг перед божествами и Небом. Небо наставило нас, оказало милость, избрало нас и наделило нас Мандатом Инь, чтобы править в ваших бесчисленных землях» . Новая трактовка власти имела далеко идущие последствия. Отныне подлинным идеологическим обоснованием власти стали личные заслуги основоположника династии и его преемников.

В терминах чжоуской идеологии право на учреждение династии давало обладание некоей космической благодатью дэ - еще одно понятие, неизвестное в эпоху Шан. По представлениям, характерным для древнего Китая, император обладал огромной духовной помощью, или дэ, которая дарована ему Небом и которую он мог передавать своим подданным. Эту помощь можно также называть священной силой, благостью, благодатью или просто благодетелью.

Представление о благодати сложилось ещё в глубокой древности, когда мир понимался как место встречи людей с духами и поэтому был пропитан особой «энергией». Первоначально знак дэ выражал представления о магической силе вождя в системе родовой религии. Со временем он приобретал все более явственное моральное звучание. Так, именно благодать вана стала позже одним из ключевых моментов учения Конфуция о государстве и роли в нем правителя.

Считалось, что великое Небо карает недостойных и вознаграждает добродетельных. Добродетель при этом – это следование законам Неба. Под добродетелью понималось соответствие правителя, олицетворяющего народ, внутренней божественно-космической силе Неба. Только при наличии добродетели правитель имел право управлять. Теряя ее, он утрачивал это право.

Таким образом, «Небо» мыслилось чжоусцами как божество, которое карало за проступки и награждало за добрые дела. Но по той же самой причине только от самих людей зависело, кто будет обладателем «небесного повеления». Сами чжоусцы не уставали подчеркивать, что милость небес не гарантирована им на вечные времена и что быть достойным ее нелегко. Акцент на моральной, но совершенно беспристрастной воле «Неба» обусловил немаловажное значение категории «народа» (минь) в идеологии чжоусцев. «Народ» в чжоуских текстах объявляется глашатаем воли «Неба», а забота о «народе» ставится даже прежде заботы о духах. Говоря словами С.А. Ана: «Чжоуское Небо (тянь), вобрав часть функций Шанди, стало не столько дажеВерховным Божеством, сколько высшим олицетворением целесообразности, справедливости и добродетели» .

1.3 Этико-политическое учение Конфуция

В китайской истории период правления Чжоуской династии считается едва не идеальным временем в жизни людей и государства, когда все жили в достатке и каждый «знал своё место». Как сказал бы Конфуций, правитель был правителем, а подданный - подданным.

Однако такому благоденствию не суждено было длиться долго. Смута и хаос, пришедшие на смену золотого века китайской государственности вследствие появления, так называемых, новых «сильных домов» (люди, не обладающие знатностью, стали богатеть за счет обработки новых земель) привели Китай в состояние тяжёлого внутреннего кризиса. Власть чжоуского правителя-вана ослабла, разрушались патриархально-родовые нормы, в междоусобицах гибла родовая аристократия. В идейном отношении это был прежде всего кризис доверия к понятию «Неба» как верховной этической силе. Крушение древних устоев семейно-планового быта, междоусобные распри, продажность и алчность чиновников, бедствия и страдания простого народа – все это вызывало резкую критику ревнителей старины и способствовало рождению совсем иного типа философии.

На этой волне возникло множество духовных, философских и политических учений. Некоторые из них угасли за несколько столетий или даже десятилетий; другие - такие, как конфуцианство, легизм, даосизм, - настолько внедрились в культуру Китая, что китайская цивилизация сегодня просто немыслима без них.

В своём учении Кун-цзы (Конфуций), на основе противопоставления своего века и давно минувших веков создал свой идеал совершенного человека цзюнь-цзы. В изложении своего этико-политического учения Конфуций стремился создать идеал рыцаря добродетели, боровшегося за высокую мораль, против царившей вокруг несправедливости. Согласно этой концепции, стать цзюнь-цзы, благородным мужем мог каждый: не по происхождению, а благодаря воспитанию в себе высоких нравственных качеств и культуры, - который прежде всего должен обладать жэнь - гуманностью, человечностью, любовью к людям; проявления жэнь - справедливость, верность, искренность и т.д. Благородный муж у Конфуция – образец поведения, человек, которому должны подражать все жители Поднебесной. Главой государства мог быть только благородный муж.

С самого своего рождения конфуцианство отличалось осознанной социально-этической направленностью и стремлением к слиянию с государственным аппаратом.

Этому стремлению соответствовало теоретическое истолкование и государственной и божественной («небесной») власти в семейно-родственных категориях: вся китайская нация носила название «сто семейств», «государство – одна семья», государь – Сын Неба и одновременно «отец и мать народа». Государство отождествлялось с обществом, социальные связи – с межличностными, основа которых усматривалась в семейной структуре (отеческая власть принадлежит как главе малого семейства, т.е. отцу, так и главе большой семьи, т.е. императору). Последняя же выводилась из отношений между отцом и сыном (все подданные этого государства-семейства должны были проявлять к императору сыновью любовь и почтительность).

Император является отцом всей страны, а подданные должны быть его верными детьми. Все население страны поделили на 4 категории (своего рода, отдаленный прообраз индуистских каст):

1. Люди, обладающие мудростью с рождения;

2. Люди, которые могут приобрести мудрость;

3. Люди, с трудом постигающие учение;

4. Народ, который не в состоянии научиться мудрости или приобрести знания.

Упорядоченное таким образом общество должно состоять из двух основных категорий, верхов и низов – тех, кто думает и управляет и тех, кто трудится и повинуется. Критерием разделения общества на верхи и низы должны были служить не знатность происхождения и не богатство, а степень близости человека к идеалу цзюнь-цзы.

Конечной и высшей целью управления Конфуций провозглашал интересы народа. Одна при этом он был убежден, что самому народу его интересы непонятны и недоступны и без опеки образованных конфуцианцев – управителей он обойтись никак не может: «Народ следует заставлять идти должным путем, но не нужно объяснять, почему» .

Постепенное проникновение в чиновничий аппарат грамотных последователей Конфуция в эпоху Хань явилось поворотным пунктом как в истории этого учения, так и в истории Китая. Придя на службу, став чиновниками, взяв в свои руки управление страной конфуцианские ученые стали по-иному относиться к собственной доктрине. В центре их внимания оказались теперь интересы сохранения и упрочения той системы, с которой они себя идентифицировали и которую считали реализацией заветов Конфуция. Это означало, что на передний план в трансформированном в Хань конфуцианстве должны были выйти те положения учения и в таких формах, какие способствовали бы сохранению и неизменности принятых и признанных всеми порядков. Если раннее конфуцианство, призывая учиться у древних, предполагало за каждым право самому размышлять, то теперь входила в силу доктрина абсолютной святости и непреложности древних канонов и мудрецов, каждого их слова. Чтобы служить задачам стабилизации государства, обеспечения надежности и безукоризненного функционирования его чиновничье-бюрократического аппарата, конфуцианство неминуемо должно было стать системой жестких канонов, каждый элемент которой строго определен, принят к сведению и неукоснительному исполнению.

Став у руля правления страной, конфуцианство еще более решительно повернулось назад, лицом к прошлому. Не в будущем, а в древности, в прошлом, был золотой век – именно он должен всегда служить образцом. Древние мудрецы все знали и умели, все постигли и решили, установили и завещали потомкам. Превзойти их невозможно и не следует пытаться, даже попытка такого рода – это кощунство, могущее привести к печальным последствиям.

С течением времени сложился подлинный культ Поднебесной, срединного государства, рассматривавшегося как центр Вселенной, вершина мировой цивилизации, средоточие истины, мудрости, знания и культуры, реализация священной воли Неба. Отсюда был только шаг до разделения всего мира на цивилизованный Китай и некультурных варваров, населявших окраины, прозябавших в темноте и невежестве и черпавших знания и культуру из одного только источника - из центра мира, из Китая. Любое прибытие в Китай иностранцев всегда рассматривалось как признание сюзеренитета сына Неба, как готовность принять культурные ценности великого Китая. Многие соседи Китая - гунны, тоба, монголы, маньчжуры, - спорадически завоевывавшие Срединную империю и даже основывавшие свои династии, со временем неизменно окитаивались, что укрепляло у китайцев сознание превосходства их культуры. Оказавшимся на императорском троне варварам-завоевателям всегда приходилось - за неимением альтернативы - принимать конфуцианскую систему администрации, и это же как бы подтверждало концепцию о вечности и совершенстве конфуцианства и регулировавшейся им китайской империи, китайской цивилизации.

Правителей империи реформированное конфуцианство вполне устраивало, но оно накладывало на них и определенные обязательства перед конфуцианской доктриной – обязательства, имевшие характер гарантии верности, действующим законам. Опираясь на древние представления о Небе и высшей небесной благодати дэ, конфуцианство выработало постулат, согласно которому правитель получал божественный мандат (мин) на право управления страной лишь постольку, поскольку он был добродетельным – в конфуцианском смысле этого слова. Отступая от принятых норм (выражением чего были произвол власти, экономический упадок, социальный кризис, волнения и т. п.), правитель терял дэ и право на мандат. Более того, был сформулирован тезис о праве народа на восстание против недобродетельного правителя и о насильственной смене мандата, и этот тезис всегда служил суровым предостережением императорам, которые пытались отклоняться от конфуцианской нормы.

2. Китайский культ правителя

Суть особенностей формирования китайского культа правителя, по мнению М.Е. Кравцовой, состоит в том, что официальная религиозная традиция древнего и имперского Китая концентрировалась преимущественно вокруг не культов божественных персонажей, а культа правителя, который до начала XX в. исчерпывал собою официальную идеологическую систему древнекитайского общества.

Вероятное происхождение образа китайского правителя от образа жреца – общепринятая в науке точка зрения. При таком подходе становятся понятными причины наделения в Китае государя, начиная с иньских ванов, как светскими так и жреческими полномочиями, в результате чего он объединял в своём лице светского и духовного иерарха страны. «В отличие от других регионов и государств Древнего мира, в Китае так и не сформировалось жреческое сословие. Гадатели-девинаторы, осуществлявшие в своё время процедуру гадания, если и образовывали подобие социальной организации, то только в зачаточном состоянии. Следовательно, культ правителя не имел собственной социальной организации, отличной от государственных структур. Все сакральные функции возлагались на государя и административные чины в соответствии с их рангом» .

По всем остальным показателям китайский комплекс представлений о верховной власти и её носителе полностью отвечает свойствам общемировой универсалии – так называемого «культа священного царя». Определяющим из свойств указанного культа является, как известно, вера в обладание правителем магической силы, благодаря которой он и способен исполнять возлагаемые на него сакральные функции – оказывать мироустроительное воздействие на Космос и устанавливать коммуникацию с высшими силами. Это означает веру в божественное происхождение правителя: он мыслился сыном не только земного отца, но и высших сил, так или иначе принимавших участие в его зачатии. «Мотив «чудесного зачатия» (эпизоды вкушения матерями будущих государей чудесной пищи, после чего наступает их беременность, их встречи наяву или во сне с божественными персонажами или фантастическими животными, наиболее часто с драконообразными существами и т.п.) непременно присутствует в преданиях о легендарных государях и полулегендарных государях древности, а также в жизнеописаниях основателей династий. С чжоуской эпохи принятым обозначением государя становится сочетание «Сын Неба», отнюдь не сводимое к метафоре» .

Кроме божественного участия при зачатии Сына Неба, будущий правитель обладал внешними отличительными признаками, набор которых чрезвычайно широко варьировал. К таким признакам относились «драконообразность» черт, детали внешнего облика, чем-то отличающиеся от этнического стереотипа монголоидной расы, например густая борода, нос с горбинкой, рыжеватые волосы, наличие родинок или пигментных пятен на теле. Как и у других народов мира, особое значение придавалось физическим достоинствам правителя, в первую очередь его сексуальной потенции, от которой мыслились прямо зависящими плодоносность нив и материальное благополучие страны.

Ещё одной важнейшей составной частью культа правителя является так называемая концепция «небесного мандата», которая впервые была употреблена чжоусцами для идейного оправдания свержения ими иньской династии и впоследствии активно разрабатывалась многими теоретиками и государственными деятелями. Суть названной концепции сводится к следующему: если царствующий государь по каким-либо причинам оказывается неспособным более исполнять функции верховного правителя (знаком чего как раз и служило обозначение в обществе кризисных тенденций), то он лишается права на державную власть, которое передаётся Небом его новому избраннику. Существенно, что, согласно рассматриваемой концепции, избранником Неба и носителем «небесного мандата» мог стать любой из жителей Поднебесной безотносительно его родословной, исходного общественного и социального статуса и материального положения. Не оговаривалась даже его возможная этническая принадлежность. От претендента на верховную власть не требовалось предъявления каких-либо вещественных доказательств правомочности его притязаний. Они проверялись только результатами историко-политических событий: если поднятый «носителем небесного мандата» мятеж подавлялся правительственными войсками, то этот человек объявлялся «злодеем», «изменником» и отправлялся на плаху; если же вождю повстанцев удалось дойти до столицы, взять её штурмом и захватить императорскую резиденцию, то он почитался истинным «носителем небесного мандата» и, следовательно, законным монархом. Неповиновение правителю рассматривалось в Китае не просто как уголовное преступление и попрание моральных устоев, но как истинное святотатство, покушение на самые основы вселенского порядка. «Этим объясняется, помимо всего прочего, безжалостность, с которой подавлялись даже самые робкие выступления против государственной власти» .

Для правителя было нежелательным участие в войнах, т.к. считалось, что пролитие крови его оскверняет, а возможные ранения и увечья ведут к утрате им магической силы. Хотя древнекитайские цари-ваны и последующие императоры нередко лично возглавляли походы, в идеале правитель должен был передавать свою функцию верховного военного вождя страны в случае проведения боевых действий её непосредственному исполнителю – конкретному военоначальнику, возглавлявшему войска. Подобное осуществлялось через специальный ритуал «отправления войска в поход»: перед выходом армии государь в Храме императорских (царских) предков вручал военоначальнику боевой топор, символизирующий переход к нему абсолютной власти, а затем, наклонившись, сам лично толкал колесо колесницы военоначальника.

Державная власть императора была неделима и не допускала противодействия, сам же император должен был управлять сообразно с природными переменами, в первую очередь – сменой времён года. Древние китайцы полагали даже, что правитель должен жить в особой башне, так называемом Сиятельном Зале, где ему полагалось занимать комнату, есть пищу и носить одежду, соответствующие сезону года.

Как первый мудрец империи император был обязан всю жизнь учиться. В Китае с древности существовала должность учителя государя, и этот человек был единственный из смертных, кому Сын Неба оказывал почести. Для будущего императора учёба начиналась уже в раннем детстве. К шести годам ему полагалось знать наизусть азы конфуцианских канонов и кое-что из классической поэзии. «Каждое третье занятие (а занятия обычно были ежедневными) молодой правитель должен был демонстрировать вновь приобретённые знания. В зрелом возрасте государю полагалось слушать лекции и беседовать с учёными мужами в специальном павильоне дворца – так называемом Зале Канонов» .

Утренние часы обычно отводились дворцовым аудиенциям, где император восседал на высоком троне поверх голов своих придворных, отчего само обращение: «Ваше величество» в китайском языке означало буквально «подножие трона». По этому случаю он надевал своё церемониальное платье, украшенное извивающимся драконом о пяти когтях. Халаты императора были жёлтого цвета – цвета золота и земли; по традиции их полагалось иметь 12 штук. Цинские императоры обычно надевали на ноги белые носки и чёрные кожаные туфли, отороченные синей тканью. Вместо короны они носили украшенный драгоценными камнями высокий головной убор, который по форме напоминал шапки чиновников древних времён. Был у властителя Поднебесной империи и свой скипетр – хрустальный или яшмовый жезл, который назывался жу и и символизировал исполнение всех желаний.

В.В. Малявин указывает на то, что тело Сына Неба считалось священным настолько, что императору не подобало надевать стираную одежду. «Благодаря подробным записям дворцовых служителей известно, например, что в XVIII в. император Цяньлун менял нижнее бельё в среднем каждые две недели. А вот император минской династии Юнлэ заявлял, что мог бы менять бельё по десять раз в день, но предпочитает ходить в старом и не мыться, чтобы «не смывать своё счастье». В начале XIX в. император Даогуан, известный своей бережливостью, ходил в латаной одежде, и его придворные тоже стали пришивать заплатки на свои парадные костюмы» .

Что касается императорского стола, то здесь существовала своя символика: государю полагалось вкушать яства, которые «соответствуют сезону», и притом в определённом составе и числе. Считалось, что императору следует каждый раз подавать ровно сто блюд.

После смерти правитель был известен в истории по храмовому имени, которое в известной степени отражало его прижизненные заслуги и включало в себя слово «предок» (цзу, цзун, ди). Называть императора по его личному имени считалось святотатством, так что иероглифы, входившие в государево имя, намеренно писали в искажённом виде.

Заключение

Китайский комплекс представлений о верховной власти и её носителе полностью отвечает свойствам общемировой универсалии – так называемого «культа священного царя». Но кроме этого показательным становится то, что китайский государь обладал двумя функциями, отличающими его от правящих людей других стран: правитель-ван в Китае – владыка всего мира и он же правитель-жрец, главный исполнитель культа Неба.

Список использованной литературы

1. Ан С.А. Представления об образе неба в китайской философии // Истор. науки. – 2008. – № 2. – с. 12-16.

2. Васильев Л.С. История религий Востока. – М., 1989.

3. История Китая с древнейших времён до наших дней. – М., 1974.

4. Кравцова М.Е. История культуры Китая. – СПб, 1999.

5. Крил Х.Г. Становление государственной власти в Китае: Империя Западная Чжоу. – СПб, 2001.

6. Малявин В.В. Китайская цивилизация. – М., 2000.

7. Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. – М., 1998.