***
Я много лгал и лицемерил,
И много сотворил я зла,
Но мне за то, что много верил,
Мои отпустятся дела.

Я дорожил минутой каждой,
И каждый час мой был порыв.
Всю жизнь я жил великой жаждой,
Ее в пути не утолив.

На каждый зов готов ответить,
И, открывая душу всем,
Не мог я в мире друга встретить
И для людей остался нем.

Любви я ждал, но не изведал
Ее в бездонной полноте,-
Я сердце холодности предал,
Я изменял своей мечте!

Тех обманул я, тех обидел,
Тех погубил, - пусть вопиют!
Но я искал - и это видел
Тот, кто один мне - правый суд!

Отрывки из "Воспоминаний" Цветаевой

Вспоминаю слово недавно скончавшейся своеобразной и глубокой поэтессы
Аделаиды Герцык о Максе Волошине и мне, тогда 17-летней:

"В вас больше реки, чем берегов, в нем - берегов, чем реки".

Брюсов же был сплошным берегом, гранитным. Сопровождающий и сдерживающий
(в пределах города) городской береговой гранит - вот взаимоотношение Брюсова
с современной ему живой рекой поэзии. За-городом набережная теряет власть.
Так, не предотвратил ни окраинного Маяковского, ни ржаного Есенина,
ни героя своей последней и жесточайшей ревности - небывалого, как первый день творения, Пастернака.
Все же, что город, кабинет, цех, если не иссякло от него, то приняло его очертания.

Не хочу лжи о Брюсове, не хочу посмертного лягания Брюсова. По рожденью русский
целиком, он являет собою загадку. Такого второго случая в русской лирике не
было: застегнутый наглухо поэт. Тютчев? Но это - в жизни: в черновике, в
подстрочнике лиры. Брюсов же именно в творении своем был застегнут (а не
забит ли?) наглухо, забронирован без возможности прорыва. Какой же это росс?
И какой же это поэт? Русский - достоверно, поэт - достоверно тоже: в
пределах воли человеческой - поэт. Поэт предела.

Обещание: завтра лучше! завтра больше! завтра выше! обещание, на
котором вся поэзия - и нечто высшее поэзии - держится: чуда над тобой и,
посему, твоего над другими - этого обещания нет ни в одной строке Брюсова:

Быть может, все в жизни лишь средство
Для ярких певучих стихов,
И ты с беспечального детства
Ищи сочетания слов.

Слов вместо смыслов, рифм вместо чувств... Точно слова из слов, рифмы
из рифм, стихи из стихов рождаются!

Я забыла, что сердце в Вас - только ночник,
Не звезда! Я забыла об этом!
Что поэзия ваша из книг
И из зависти - критика.
Ранний старик,
Вы опять мне на миг
Показались великим поэтом.

Любопытно, что этот стих возник у меня не после рецензии, а после сна о
нем... волшебного, которого он никогда не узнал. Упор стихотворения
- конец его, и я бы на месте Брюсова ничего, кроме двух последних слов, не
вычитала. Но Брюсов был плохой читатель (душ).

"Но я не размышляю над стихом
И, правда, никогда не сочиняю!"
Бальмонт

"И ты с беспечального детства
Ищи сочетания слов".
Брюсов

Бальмонт и Брюсов. Об этом бы целую книгу, - поэма уже написана: Моцарт, Сальери.
Обращено ли, кстати, внимание хотя бы одним критиком на упорное
главенство буквы Б в поколении так называемых символистов? - Бальмонт,
Брюсов, Белый, Блок, Балтрушайтис.
Бальмонт, Брюсов. Росшие в те годы никогда не называли одного из них,
не назвав (хотя бы мысленно) другого. Были и другие поэты, не меньшие, их
называли поодиночке. На этих же двух - как сговорились. Эти имена ходили в
паре.
Парные имена не новость: Гете и Шиллер, Байрон и Шелли, Пушкин и
Лермонтов. Братственность двух сил, двух вершин. И в этой парности тайны
никакой. Но "Бальмонт и Брюсов" - в чем тайна?
В полярности этих двух имен - даровании - темпераментов, и предельной
выявленности, в каждом, одною из двух основных родов творчества, в самой
собой встающей сопоставляемости, во взаимоисключаемости их.
Все, что не Бальмонт - Брюсов, и все, что не Брюсов - Бальмонт.

Не два имени- два лагеря, две особи, две расы.

Бальмонт*. Брюсов. Только прислушаться к стуку имен. Бальмонт:
открытость, настежь - распахнутость. Брюсов: сжатость (ю - полугласная,
вроде его, мне, тогда закрытая), скупость, самость в себе.
В Брюсове тесно, в Бальмонте - просторно.
Брюсов глухо, Бальмонт звонко.
Бальмонт: раскрытая ладонь - швыряющая, в Брюсове - скрип ключа.

* Прошу читателя, согласно носителю, произносить
с ударением на конце (примеч. М Цветаевой).

Бальмонт. Брюсов. Царствовали, тогда, оба. В мирах иных, как видите,
двоевластие, обратно миру нашему, возможно. Больше скажу: единственная
примета принадлежности вещи к миру иному ее невозможность - нестерпимость -
недопустимость - здесь. Бальмонто- Брюсовское же двоевластие являет нам
неслыханный и немыслимый в истории пример благого двоевластия не только не
друзей - врагов. Как видите, учиться можно не только на стихах поэтов.

Труд-благословение (Бальмонт) и труд-проклятие (Брюсов). Труд Бога в
раю (Бальмонт, невинность), труд человека на земле (Брюсов, виновность).

Никто не назовет Бальмонта виновным и Брюсова невинным, Бальмонта
ведающим и Брюсова неведающим. Бальмонт - ненасытимость всеми яблоками,
кроме добра и зла, Брюсов - оскомина от всех, кроме змиева. Для Бальмонта -
змея, для Брюсова - змий. Бальмонт змеей любуется, Брюсов у змия учится. И
пусть Бальмонт хоть в десяти тысячах строк воспевает змия, в родстве с ним
не он, а Брюсов.

Бальмонт, родившись, открыл четвертое измерение Бальмонт! пятую стихию:
Бальмонт! шестое чувство и шестую часть света: Бальмонт! В них он и жил.

Его любовь к России - влюбленность чужестранца. Национальным поэтом,
при всей любви к нему, его никак не назовешь. Беспоследственным (разовым)
новатором русской речи - да. Хочется сказать: Бальмонт - явление, но не в
России. Поэт в мире поэзии, а не в стране. Воздух - в воздухе.

Нация - в плоти, бесплотным национальный поэт быть не может (просто-
поэт - да) А Бальмонт, громозди хоть он Гималаи на Анды и слонов на
ихтиозавров - всегда - заведомо - пленительно невесом.

Я вселенной гость, Мне повсюду пир...

Пушкин - Бальмонт - непосредственной связи нет. Пушкин - Блок - прямая.
(Неслучайность последнего стихотворения Блока, посвященного Пушкину.) Не о
внутреннем родстве Пушкина и Блока говорю, а о роднящей их одинаковости
нашей любви.

Тебя как первую любовь России сердце не забудет

Это - после Пушкина - вся Россия могла сказать только Блоку. Дело не в
даре - и у Бальмонта дар, дело не в смерти - и Гумилев погиб, дело в
воплощенной тоске - мечте - беде - не целого поколения (ужасающий пример
Надсона), а целой пятой стихии - России.

Неспособность ни Бальмонта, ни Брюсова на русскую песню. Для того,
чтобы поэт сложил народную песню, нужно, чтобы народ вселился в поэта.
Народная песня не отказ, а органическое совпадение, сращение, созвучие
данного "я" с народным. (В современности, утверждаю, не Есенин, а Блок.) Для
народной песни Бальмонт - слишком Бальмонт, пусть последним словом
последнего слова - он ее обальмонтит!.. Неспособность не по недостатку
органичности (сплошь органичен!) - по своеобразию этого организма.

Бальмонт, узнав о выпуске Брюсовым полного собрания сочинений с
примечаниями и библиографией:

Брюсов вообразил, что он классик и что он помер.

Я - Бальмонту:
- Бальмонт, знаешь слово Койранского о Брюсове? "Брюсов образец
преодоленной бездарности".
Бальмонт, молниеносно:
- Непреодоленной!

Заключение напрашивается.
Если Брюсов образец непреодоленной бездарности (то есть необретения в
себе, никаким трудом, "рождена, не сотворена - Дара), то Бальмонт - пример
непреодоленного дара.
Брюсов демона не вызвал.
Бальмонт с ним не совладал.

Как Брюсов сразу умер, и привыкать не пришлось.
Я не знаю, отчего умер Брюсов. И не странно, что и не попыталась
узнать. В человеческий конец жизни, не в человеческом проведенной,
заглядывать - грубость. Посмертное насилие, дозволенное только репортерам.
Хочу думать, что без борения отошел. Завоеватели умирают тихо.

Знаю только, что смерть эта никого не удивила - не огорчила - не
смягчила. Пословица "de mortuis aut bene aut nihil"* поверхностна, или люди,
ее создавшие, не чета нам. Пословица "de mortuis aut bene aut nihil"*
создана Римом, а не Россией. У нас наоборот, раз умер - прав, раз умер -
свят, обратно римскому Предостережению - русское утверждение: "лежачего не
бьют". (А кто тише и ниже лежит - мертвого?) Бесчеловечность, с которой
нами, русскими, там и здесь, встречена эта смерть, только доказательство
нечеловечности этого человека.

* "О мертвых -либо хорошо, либо ничего" (лат.).

Не время и не место о Блоке, но в лице Блока вся наша человечность
оплакивала его, в лице Брюсова - оплакивать - и останавливаюсь, сраженная
несоответствием собственного имени и глагола. Брюсова можно жалеть двумя
жалостями: 1) как сломанный перворазрядный мозговой механизм (не его, о
нем), 2) как волка. Жалостью-досадой и жалостью-растравой, то есть двумя
составными чувствами, не дающими простого одного.

Этого простого одного: любви со всеми ее включаемыми, Брюсов не искал и
не снискал.
Смерть Блока - громовой удар по сердцу; смерть Брюсова - тишина от
внезапно остановившегося станка.

Лирике талантливого и прославившегося поэта Бальмонта присуща острота ощущений и поиск впечатляющего мгновения, который хотелось бы облечь в слова и оставить в человеческой памяти навсегда.

В большинстве случаев тема и передача его лирики не зависит от самого предмета изображения поэзии. Константин Бальмонт относится к поэтам-символистам, которые широко использовали в своем творчестве импрессионистские приемы, передавая тонкие оттенки ощущений и чувств. Константин Бальмонт является одним из самых талантливых и одаренных поэтов-символистов, и признан мастером мелодического стиха. А его поэтическим прорывом называют второй сборник стихотворений «В безбрежности».

Особенности лирики Бальмонта

Особенность его поэзии в том, что ее можно назвать вечным поиском значимого и необычайно красивого мгновения для того, чтобы обратить внимание читателей на то, что жизнь каждого человека полна великолепных и запоминающихся моментов. Вряд ли у Бальмонта можно найти устойчивую систему образов, как у других поэтов, как никому другому, Бальмонту удалось возвысить в своей лирике переменчивость настроения, душевное непостоянство и пристальное внимание к быстропроходящим переживаниям и мироощущениям.

Его стихотворения «Безглагольность», «Уходящие тени», «Аккорды», «Грусть» знамениты обильным использованием внутренних рифм и аллитерации. Ключевым моментом лирики Бальмонта можно назвать своеобразное волшебством слов – это связано с той музыкальностью, которую поэт закладывал в их сочетание и лирический поток словесных перекличек в своих стихотворениях. Поэтому поэзию Бальмонта зачастую называют неустойчивой, имея ввиду, что композиция его стихотворений отличаются от привычной для остальных поэтов.

Замысел и мотивы лирики

Замысел и смысл его лирики проявляется в фиксации нюансов в стихотворении, и в нем зачастую отсутствует привлекающая к себе внимание кульминация и устойчивый эмоциональный накал. Поэт часто теряет в этом чувство меры, и жертвовал смысловым наполнением своего произведения ради созвучности слов и совершенной музыкальности. Основной фрагмент лирики Бальмонта – это очарование настроения и именно созданная им композиция стихотворения позволяет подчеркнуть любую деталь быстропроходящего переживания. Этим особо характерно знаменитое стихотворения «Осень» и «Влага», в которых очень четко выражена музыкальная композиция стихотворения и броские звуковые ассонансы.

Считается, что Бальмонт своим творчеством внес значимый вклад в совершенствование русского стиха и его техники и композиции. Лирика поэта наполнена умышленными повторами и излишне созвучными словами, однородными эпитетами, основным для поэта Бальмонта было – каким будет стихотворение на слух, ему была важна звуковая сочетаемость слов.

Таким образом, его увлечение к голой форме стихотворения привело к определенно степени разрушения его искусства, из-за этого многими его современниками чувствовалась несостоятельность его, как поэта. Бальмонт и его поэзия были далеки от передовых идей эпохи и убеждений, которые были ценны в то время. Но несмотря на это поэзия Бальмонта оказала значительное влияние на большинство поэтов Серебреного века.

11 класс

Программа Г.С.Меркина

Урок № 19.

Тема. Поэзия В.Я.Брюсова и К.Д.Бальмонта.

Цель :

познакомить учащихся с основными этапами жизни и творчества В.Я.Брюсова и К.Д.Бальмонта, с особенностями их лирики;

развивать речь учащихся, вырабатывать навыки анализа лирического произведения;

воспитывать внимательного, вдумчивого читателя.

Оборудование: мультимедийная презентация.

ХОД УРОКА.

І. Организационный момент.

II. Изучение нового материала.

1. Сообщение темы, цели, плана урока.

2.Поэзия В.Я.Брюсова.

2.1. Слово учителя.

Валерий Яковлевич Брюсов (1873–1924) – одна из крупнейших и основополагающих фигур в русской поэтической культуре начала XX века. Вошел в историю отечественной культуры как организатор и «мэтр» символистского движения.

Вот как об этом рассказывает в очерке «Брюсов» Владислав Ходасевич: «...он основал «Скорпион» и «Весы» и самодержавно в них правил; он вел полемику, заключал союзы, объявлял войны, соединял и разъединял, мирил и ссорил. Управляя многими явными и тайными нитями, чувствовал он себя капитаном некоего литературного корабля и дело свое делал с великой бдительностью. К властвованию, кроме природной склонности, толкало его и сознание ответственности за судьбу судна».

Кроме поэтической деятельности Брюсов вел литературоведческую работу: изучал творчество Тютчева, Баратынского, Пушкина, изучал культуру Возрождения, путешествуя по Италии и Франции. Выступал как критик-полемист, писал новаторские работы по стиховедению и систематизации «тайн» поэтического ремесла.

Был активным участником культурной жизни страны. Действительно, серебряный век русской поэзии невозможно представить без этого универсального дарования.

2.2. Индивидуальное сообщение учащегося о жизненном пути В. Брюсова на основе материала учебника.

2.3. Обратим внимание на сквозные темы лирики поэта. (По ходу работы учащиеся делают записи в тетрадях.)

А) В ранней лирике В. Брюсова необходимо выделить мотив беспредельной мечты, которая уносила поэта, как и большинство символистов, в мир, далекий от «серой» реальности:

Моей мечте люб кругозор пустынь,

Она в степях блуждает вольной серной.

От будней современной жизни поэт-символист «уходит» вместе со своими читателями в далекое прошлое. Николай Гумилев так писал об этом: «По мановению его руки в нашем мире снова расцветают цветы, которые опьяняли взор ассирийских царей, и страсть становится бессмертной, как во времена богини Астарты» .

Б) Историческая тема довольно широко раскрыта в поэзии Брюсова. Интересна мысль по этому поводу Павла Антокольского, которая представлена в его статье «Валерий Брюсов»:

«В русской поэзии впервые после Пушкина возникла такая способность к полному перевоплощению современника в образ далекого прошлого.

Каждая новая встреча Брюсова с историей есть вторжение в историю – хозяйское, не терпящее отлагательства и возражений. Он распоряжается в эпохах и странах как режиссер-постановщик... В лучших своих книгах... он переходит на ТЫ с историей и разговаривает запанибрата с любым из своих кумиров:

Неустанное стремленье от судьбы к иной судьбе,

Александр Завоеватель, я – дрожа – молюсь тебе!

Так возникает Александр Македонский.

И тут же рядом – другая судьба, другая эпоха, другой случайный перекресток в средневековой Венеции:

Но вдруг среди позорной вереницы

Угрюмый облик предо мной возник.

– Так иногда с утеса глянут птицы, –

То был суровый, опаленный лик,

Не мертвый лик, но просветленно-страстный,

Без возраста – не мальчик, не старик...

Это Данте.

Брюсов воскрешал и безымянных рабов, прикованных к римской триреме, подслушивал их скорбные и смутные мечты о свободе. Он воскрешал безымянную женщину, обнаруженную при раскопках Помпеи, которая погибла, отдаваясь возлюбленному».

Брюсов не только смело путешествовал из одной эпохи в другую, но и мастерски пользовался способностью перевоплощения, что также характеризует его как поэта-символиста:

Я – вождь земных царей и царь, Ассаргадон...

Я исчерпал до дна тебя, земная слава!

И вот стою один, величьем упоен,

Я, вождь земных царей и царь – Ассаргадон.

Я жалкий раб царя. С восхода до заката

Среди других рабов свершаю тяжкий труд,

И хлеба кус гнилой – единственная плата

За слезы и за пот, за тысячи минут.

В) Многие произведения поэта теснейшим образом связаны с его представлениями о развитии культуры и ее детища – города . Брюсов признавался:

Я люблю большие дома

И узкие улицы города...

Город и камни люблю,

Грохот его и шумы певучие...

И в другом стихотворении:

Люблю одно: бродить без цели

По шумным улицам, один...

Под вольный грохот экипажей

Мечтать и думать я привык,

В теснине стен я весь на страже;

Да уловлю Господень лик!

– Самостоятельно проследите, как раскрывается урбанистическая тема в творчестве В. Брюсова. Раскройте образное воплощение противоречий города в стихотворении В. Брюсова «Городу».

ГОРОДУ
Дифирамб

Царя властительно над долом,

Огни вонзая в небосклон,

Ты труб фабричных частоколом

Неумолимо окружен.

Стальной, кирпичный и стеклянный,

Сетями проволок обвит,

Ты – чарователь неустанный,

Ты – неслабеющий магнит.

Драконом, хищным и бескрылым,

Засев, – ты стережешь года,

А по твоим железным жилам

Струится газ, бежит вода.

Твоя безмерная утроба

Веков добычей не сыта, –

В ней неумолчно ропщет Злоба,

В ней грозно стонет Нищета.

Ты, хитроумный, ты, упрямый,

Дворцы из золота воздвиг,

Поставил праздничные храмы

Для женщин, для картин, для книг;

Но сам скликаешь, непокорный,

На штурм своих дворцов – орду

И шлешь вождей на митинг черный:

Безумье, Гордость и Нужду!

И в ночь, когда в хрустальных залах

Хохочет огненный Разврат

И нежно пенится в бокалах

Мгновений сладострастный яд,

Ты гнешь рабов угрюмых спины,

Чтоб, исступленны и легки,

Ротационные машины

Ковали острые клинки.

Коварный змей с волшебным взглядом!

В порыве ярости слепой

Ты нож, с своим смертельным ядом,

Сам подымаешь над собой.

Противоречия Города воплощены в образах «чарователя неустанного» и хищного дракона. Среди золотых дворцов и праздничных храмов гнутся «рабов угрюмых спины».

Здесь, в городе, живут Злоба, Нищета, огненный Разврат. Для усиления впечатлений читателей от противоречий жизни в городе автор использует оксюморон: «нежно пенится в бокалах... яд», «коварный змей с волшебным взглядом».

Г) Центральный образ в поэзии Брюсова – образ человека .

3. Поэзия К.Д.Бальмонта.

3.1. Вступительное слово о К.Д.Бальмонте.

В слякотные и дождливые рождественские дни 1942 года в Нуази-ле-Гран близ Парижа, оккупированного гитлеровскими войсками, когда солнце весны и солнце свободы, казалось бы, надолго закатилось над милой Францией, в её чужую, холодную землю лёг навеки ещё один отверженный сын России. Надгробная надпись лаконична и печальна: «Константин Бальмонт. Поэт русский». Ушёл кумир целого поколения.

Господь, господь.

Внемли, я плачу, я тоскую,

Тебе молюсь в вечерней мгле.

Зачем ты даровал мне душу

Неземную -

И приковал меня к земле.

Приглашаю вас перелистать страницы жизни большого поэта.

3.2.Сообщение подготовленного ученика. Возможные дополнения учителя.

О Константине Бальмонте современный читатель знает мало или понаслышке, между тем, без него картина Серебряного века была бы неполной. Им восторгались, пророчили великое будущее, о нём спорили, его возносили, низвергали, над ним подтрунивали, им любовались.

В 1894 году вышел сборник стихов Бальмонта “Под северным небом”, в 1895-м – “В безбрежности”, в 1900-м – “Горящие здания”, “Только любовь” в 1903г., и, наконец, в 1903-м – “Будем как Солнце”, книга, принесшая ему поистине всероссийскую славу.

“Я – изысканность русской медлительной речи, - писал он, - предо мною другие поэты – предтечи, я впервые открыл в этой речи уклоны, перепевные, гневные, нежные звоны. Я – внезапный излом, я – играющий гром, я – прозрачный ручей, я – для всех и ничей…”

И действительно, не было в те годы поэтического имени более известного. На фоне будто вылинявшей поэзии конца девятнадцатого века яркие стихи Бальмонта вспыхнули как Солнце. Войдя в число основоположников символизма, нового, тогда только ещё нарождающегося литературного течения, поэт раскрылся весьма вовремя.

Кто же он?

Манерный, крикливый, самовлюблённый, напыщенный поэт, не лишённый поэтического дарования или гениальная индивидуальность, яркая звезда в блестящем созвездии русских поэтов?

3.3. Работа с портретами.

К его внешности, как и к творчеству, не было однозначного отношения. Но многие отмечали самобытность и неординарность внешности поэта. “Среднего роста, полноватый блондин с бородкой… Бальмонт всегда был нарядно одет и надушен крепкими английскими духами”, - писала о нём Б.Погорелова, свояченица поэта Валерия Брюсова.

Илья Эренбург в книге “Люди, годы, жизнь” писал, что в Париже трудно удивить, но на него оглядывались. В Москве в 1918 году люди хмурые. Посредине мостовой шествовал рыжий чудак: рыжая борода, рыжие кудри, спадающие на спину, бледное лицо. Вот этот рыжий чудак шёл с головой, поднятой кверху, к серому небу. В молодости Бальмонт пытался покончить жизнь самоубийством, выбросившись с третьего этажа гостиницы, в результате повредил себе ногу и всю жизнь, прихрамывая, шагал он быстро и, казалось, что скачет птица, привыкая скорее летать, чем ходить. Он походил на тропическую птицу, случайно залетевшую не на ту высоту.

А вот М.Цветаева, близко знавшая его, подчеркнула величественность Бальмонта – человека: “В присутствии Бальмонта всегда чувствуешь себя, как в присутствии высшего”. Для неё он был олицетворением самой поэзии. “На каждом Бальмонтовском жесте, слове – клеймо – печать – звезда - поэта”.

И действительно, этот чувствительный человек не хотел и не мог быть никем иным, как поэтом. Стихотворения Бальмонта – гимны своему дару.

3.4.Анализ стихотворений Бальмонта.

Прочитаем строки, в которых звучит гордое, порой заносчивое “Я”.

Прослушаем несколько стихотворений Бальмонта и попытаемся ответить на вопросы:

Каково ваше отношение к многочисленным “я”?

Что это кокетство, самовлюблённость или что-то другое?

Какие многообразные и изменчивые “я” вы уловили?

Чтение стихотворений:

Я люблю лесные травы

Я люблю лесные травы

Ароматные,

Поцелуи и забавы,

Невозвратные.

Колокольные призывы,

Отдаленные,

Над ручьем уснувшим ивы,

Полусонные.

Очертанья лиц мелькнувших,

Неизвестные,

Тени сказок обманувших,

Бестелесные.

Все, что манит и обманет

Нас загадкою,

И навеки сердце ранит

Тайной сладкою.

Я устал от нежных слов

Я устал от нежных снов,

От восторгов этих цельных

Гармонических пиров

И напевов колыбельных.

Я хочу порвать лазурь

Успокоенных мечтаний.

Я хочу горящих зданий,

Я хочу кричащих бурь!

Упоение покоя -

Усыпление ума.

Пусть же вспыхнет море зноя,

Пусть же в сердце дрогнет тьма.

Я хочу иных бряцаний

Для моих иных пиров.

Я хочу кинжальных слов

И предсмертных восклицаний!

Я в этот мир пришёл, чтоб видеть солнце

И синий кругозор.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце

И выси гор.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Море

И пышный цвет долин.

Я заключил миры в едином взоре,

Я властелин.

Я победил холодное забвенье,

Создав мечту мою.

Я каждый миг исполнен откровенья,

Всегда пою.

Мою мечту страданья пробудили,

Но я любим за то.

Кто равен мне в моей певучей силе?

Никто, никто.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце,

А если день погас,

Я буду петь: Я буду петь о Солнце

В предсмертный час!

Вывод. Символистами жизнь рассматривалась как путь поэта. “Я” стояло в центре, автор как бы раскрывал страницы дневника. У Бальмонта это принимало порой крайние формы.

3.5. Слово учителя.

Бальмонт творил собственную биографию, стремясь создать поэму из своей жизни. Это стремление принимало порой экстравагантные формы:

Повис на дереве, читая;

В Париже лёг на асфальт, фиакр переехал через него;

Вошёл в воду с тростью, чтобы полюбоваться отблеском на воде;

Экстравагантное, чудаческое, скандальное, то, что впоследствии назовут “бальмонтовщина” заслонило образ самого поэта.

А он любил: одиночество; языки; поглощал целые библиотеки; ему обязаны мы, как читатели, знакомству с литературной планетой.

Всю жизнь Бальмонт занимался переводами. В его переводах выходили и до сих пор выходят многие произведения Шелли, Эдгара По, Уитмена, Кальдерона, Уайльда, Верлена, Бодлера, Гофмана. Он знал немецкий, французский, чешский, болгарский, грузинский языки. Бальмонт – один из лучших переводчиков поэмы “Витязь в тигровой шкуре” Ш.Руставели.

И неудивительно, все они: и экстравагантный Уайльд, и страшный По, и мистический Гофман, и лирический Шелли, повлияли на характер и творчество Бальмонта. Он впитал в себя спиритизм Де Виньи, пессимизм Шопенгауэра, сверхчеловечность Ницше. Таким был он сам.

Он называл свои стихи песнопениями. Они различны по жанру: сонеты, элегии, послания, гимны, фантазии и даже молитвы.

Как бы вы определили содержание стихотворений Бальмонта, о чём стихи?

(Он стремится запечатлеть всё: ветер в камышах, жизнь и смерть, прошлое и настоящее, тончайшие ощущения и переживания.)

Бальмонту суждено было стать одним из зачинателей символистского движения. Но у него своё место.

3.6. Особенности поэзии К.Д.Бальмонта.

Эта поэзия, в которой органически, не насильственно сливаются два содержания: скрытая отвлечённость и очевидная красота.

Символистская поэзия говорит своим особым языком, более, чем другой род поэзии трогает наши слуховые и зрительные впечатления.

3.7.Чтение стихотворения “Аромат солнца”

Запах солнца? Что за вздор!

Нет, вздор.

В солнце звуки и мечты,

Ароматы и цветы

Всё слилось в согласный хор,

В сплелось в один узор.

3.8.Чтение стихотворения “Я не знаю мудрости”.

Я не знаю мудрости, годной для других,

Только мимолётности я влагаю в стих.

В каждой мимолётности вижу я миры,

Не кляните, мудрые. Что вам до меня?

Я ведь только облачко. Видите, плыву.

И зову мечтателей. Вас я не зову.

Подобное изображение мира роднит Бальмонта с импрессионизмом.

Импрессионисты работают быстрыми маленькими мазками, накладывая чистые неспешные краски рядом без плавных переходов и оттенков, так что многие предметы только намечаются, а очертания света и теней, дробясь и рассыпаясь, переходят одно в другое. Подвижные мазки, положенные под разным углом, контрасты цветовых пятен создают волнующий эффект вибрации, переливчатости и изменчивости мира.

Константин Бальмонт внёс в русскую поэзию и тематическую новизну, и новую интенсивность восприятия, и новую рефлексию:

…В каждой мимолётности вижу я миры,

Полные изменчивой радужной игры.

Романтическая созерцательность, мягкость тонов, подчёркнутая музыкальность – всё это располагало в пользу новых веяний в искусстве.

Не кляните мудрые. Что вам до меня?

Я ведь только облачко, полное огня.

Я ведь только облачко. Видите: плыву.

Я зову мечтателей… вас я не зову!

Стихотворение покоряет сегодняшнего читателя не своей идеей, а чарующей пластикой, музыкальностью, которая создаётся волнообразными движениями интонационных подъёмов и спадов. Этот эффект создаётся постоянным повтором фраз, которые варьируют, трепетными переливаниями звуковой структуры сонорных [р], [м] и завораживающим ритмом анапеста.

3.9.Заключительное слово учителя.

Два раза Бальмонт покидал Россию. Первый раз в 1905г., из-за цикла “революционных” стихов, в общем, совсем не заслуживших такого наименования.

Вернулся он только через 7 лет, совершив кругосветное путешествие.

В мае 1913 года в Москве его встречали толпы восторженных поклонников. Жандармы запретили поэту обратиться к встречающим, и он, смеясь, бросал в толпу ландыши.

Весной 1920 Бальмонт выхлопотал у Луначарского временную творческую за-граничную командировку. Командировка предполагала год-два работы за рубежом, но в 1921 году поэт заявил о своём нежелании возвращаться в Россию. В эмиграции Бальмонт издал несколько поэтических книг: “Марево”(1922), “Стихи о России”(1924), “В раздвинутой дали”(1930) и две автобиографические книги. Но талант к тому времени потускнел. Жил в приюте “Русский дом”, который содержала мать Мария, погибшая впоследствии в фашистском концлагере. В мае 1937г. попал в автомобильную катастрофу, после которой жаловался не на полученные травмы, а на испорченный костюм. “Русскому эмигранту в самом деле приходится размышлять, что ему выгоднее потерять – штаны или ноги, на которые они одеты”. Нищета угнетала. В письме писал: “Хоть умереть бы!”.

От былой восторженности не осталось и следа, трудно поверить, что это признание принадлежит тому же Бальмонту, “который в этот мир пришёл, чтоб видеть солнце!”

Но в стихах, как и жизни, он останется прежним поэтом, верным стихии света, только свет для него будет исходить из России – уже запредельной, недосягаемой. Верность светоносному идеалу остаётся. Ему конкретное имя – Россия. Ностальгия по России рождает сильные стихи.

“Какой я сейчас? Да всё тот же. Новые мои знакомые и даже прежние смеются, когда я говорю сколько мне лет, и не верят. Вечно любить мечту, мысль и творчество – это вечная молодость. Бородка моя правда беловата, и на висках инея довольно, но всё же ещё волосы вьются, и русые они, а не седые. Мой внешний лик всё тот же, но в сердце много грусти…” – писал он Е.А.Андреевой, сохранившей с ним добрые отношения.

В 1935 году в Париже был вечер, посвящённый 50-летию литературной деятельности Бальмонта. Выступила Марина Цветаева со “Словом”. Она просила об оказании поддержки “единственному великому поэту из ныне живущих”.

Цветаева отметила, что “Бальмонт – самое лучшее, что дал в конце старый мир”.

Стихотворение “Как мы живём”

Мы так живём, что с нами вечно слава,

Хмельная кровь, безумствующий бред,

И может быть, в том жгучая отрава,

Но слаще той отравы в мире нет. 1936г.

Куда девалось “я”? Почему “мы”?

Удивительно, что это “мы” рождается у поэта одинокого, забытого. Но именно теперь Бальмонт сливает свой голос с общим хором всей русской поэзии.

В 1942 году он умер после душевной болезни в приюте для престарелых, устроенном во Франции беженкой из России поэтессой Е.Ю. Кузьминой-Караваевой (матерью Марией). Он умер, слушая чтение своих стихов. И вспомнил о былом своем богатстве, звучном мире безумных вдохновений, восхождений на башню, о мире звезд:

Не многие пришли сказать ему последнее “прощай” и проводить в последний путь: Зайцев, Терапиано, Балтрушайтис. Он ушёл, благословив мир, над которым будет вечно сиять его Солнце.

Я шепчу вослед благословенье,

Чувствую, как силы возросли,

Как, испив рассветное мгновенье,

Дали, дрогнув, манят быть вдали.

III. Подведение итогов урока.

IV. Домашнее задание.

Устный анализ стихотворения В.Я.Брюсова или К.Д.Бальмонта (по выбору).

Царствовали, тогда, оба. В мирах иных, как видите, двоевластие, обратно миру нашему, возможно. Больше скажу, единственная примета принадлежности вещи к миру иному - её невозможность - нестерпимость - недопустимость - здесь. Бальмонто-брюсовское же двоевластие являет нам неслыханный и немыслимый в истории пример благого двоевластия не только не друзей - врагов. Как видите, учиться можно не только на стихах поэтов.

Бальмонт. Брюсов. Два полюса творчества. Творец-ребёнок (Бальмонт) и творец-рабочий (Брюсов). (Ребёнок, как der Spieler, игрун.) Ничего от рабочего - Бальмонт, ничего от ребёнка - Брюсов. Творчество игры и творчество жилы. Почти что басня «Стрекоза и муравей», да в 1919 г. она и осуществилась, с той разницей, что стрекоза моей басни и тогда, умирая с голоду, жалела муравья.

Сохрани, Боже, нас, пишущих, от хулы на ремесло. К одной строке словесно-неровного Интернационала да никто не будет глух. Но ещё более да сохранят нас боги от брюсовских институтов, короче: ремесло да станет вдохновением, а не вдохновение ремеслом.

Плюсы обоих полюсов ясны. Рассмотрим минусы. Творчество ребёнка. Его минус - случайность, непроизвольность, «как рука пойдёт». Творчество рабочего. Его минус - отсутствие случайности, непроизвольности, «как рука пойдёт», то есть: минус второго - отсутствие минуса первого. Бальмонт и Брюсов точно поделили меж собой поговорку: «На Бога надейся» (Бальмонт), «а сам не плошай» (Брюсов). Бальмонт не зря надеялся, а Брюсов в своём «не плошании» - не сплоховал. Оговорюсь: говоря о творческой игре Бальмонта, этим вовсе не говорю, что он над творением своим не работал. Без работы и ребёнок не возведёт своей песочной крепости. Но тайна работы и ребёнка и Бальмонта в её (работы) скрытости от них, в их и неподозревании о ней. Гора щебня, кирпичей, глины. - Работаешь? - Нет, играю. Процесс работы скрыт в игре. Пот превращён в упоение.

Труд-благословление (Бальмонт) и труд-проклятие (Брюсов). Труд Бога в раю (Бальмонт, невинность), труд человека на земле (Брюсов, виновность). Никто не назовёт Бальмонта виновным и Брюсова невинным, Бальмонта ведающим и Брюсова неведающим. Бальмонт - ненасытимость всеми яблоками, кроме добра и зла, Брюсов - оскомина от всех, кроме змиева. Для Бальмонта - змея, для Брюсова - змий. Бальмонт змеей любуется. Брюсов у змия учится. И пусть Бальмонт хоть в десяти тысячи строк воспевает змия, в родстве с ним не он, а Брюсов!

[...] Да, как дети играют и как соловьи поют - упоённо! Брюсов же - в природе подобия не подберёшь, хотя и напрашивался дятел - как каменщик молотит - сведение Счастье повиновения (Бальмонт). Счастье преодоления (Брюсов). Счастье отдачи (Бальмонт). Счастье захвата (Брюсов). По течению собственного дара - Бальмонт. Против течения собственной неодарённости - Брюсов.

(Ошибочность последнего уподобления. Неодарённость, отсутствие, не может быть течением, наличностью. Кроме того, само понятие неодарённости в явном несоответствии с понятием текучести. Неодарённость: стена, предел, косность. Косное не может течь. Скорей уж - лбом об стену собственной неодарённости: Брюсов. Ошибку оставляю, как полезную для читающих и пишущих.) И, формулой: Бальмонт, как ребёнок, и работая - играет, Брюсов, как гувернёр, и играя - работает. (Тягостность его рондо, ронделей, ритурнелей, - всех поэтических игр пера.) ч

Брюсов: заведомо исключённый экспромт.

Победоносность Бальмонта - победоносность восходящего солнца: «есмь и тем побеждаю», победоносность Брюсова - в природе подобия не подберёшь - победоносность воина, в целях своих и волей своей останавливающего солнце.

Как фигуры (вне поэтической оценки) одна стоит другой.

Бальмонт . Брюсов . Их единственная связь - чужестранность. Поколением правили два чужеземных царя».

Цветаева М.И., Герой труда (Записки о Валерии Брюсове) / Об искусстве, М., «Искусство», 1991 г., с. 146-147.

Нераздельно царил над русской поэзией", - писал я в 1906 г.* Уже тогда мне пришлось выразить эту мысль в прошлом времени: "царил", а не "царит". Рядом, в той же статье, откуда взяты эти слова, мне пришлось говорить о "бесспорном падении" Бальмонта, о том, что его новые стихи (т.е. середины 900-х годов) "поэтически бессодержательны, вялы по изложению, бесцветны по стиху", что в его последних книгах ("Литургия красоты", "Злые чары", "Жар-птица") есть все, что угодно, "нет лишь одного - поэзии"**. И это было пятнадцать лет назад, когда еще никак нельзя было предвидеть, что с именем Бальмонта появятся такие позорные страницы, как собранные в книгах "Зарево зорь", "Перстень" и т. под.

______________________

* Валерий Брюсов. Далекие и близкие. М., 1912 стр. 89.
**Там же, стр. 91.

______________________

Да, было время, - которое ныне еле помнят "старожилы" литературы, - когда Бальмонт "нераздельно царил над русской поэзией". В первые годы этого века чуть не все молодые поэты были "бальмонтисты", писали под Бальмонта, его стихом и его словарем. Но когда в 1919 г. я был избран председателем Всероссийского Союза поэтов (организации, одно время, видной и многочисленной) и, по должности, невольно сблизился с массой, по крайней мере московских, начинающих стихотворцев, - меня поразило то единодушие, с каким все они высказывали самое отрицательное суждение о Бальмонте. Были, конечно, исключения, но именно исключения: в массе, в целом, молодежь последних 3 - 4 лет, пишущая стихи, отрицала и отрицает Бальмонта. Она не хочет признать даже его исторических заслуг пред нашей поэзией. И "бальмонтовская повадка" в современных стихах становится все более и более редким явлением.

Недавно мне пришлось беседовать о Бальмонте с одним товарищем, моложе меня немногим, человеком широко образованным и живо интересующимся искусством*. Он, между прочим, сказал мне: "Я перечитываю Бальмонта, и теперь мне даже непонятно, как мог он когда-то нас увлекать; как могли мы в его стихах видеть что-то новое, революционное в литературном отношении: все в стихах Бальмонта - обыкновенно, серо, шаблонно". И когда я слушал эти слова, мне казалось, что они формулируют мое собственное мнение, потому что я тоже недавно "перечитывал" Бальмонта, и тоже почти недоумевал, как мог я когда-то сказать, что "другие поэты покорно следовали за ним (за Бальмонтом) или с большими усилиями отстаивали свою самостоятельность", или утверждать, что "как дивный мастер стиха, Бальмонт все еще не знает себе равных среди современных поэтов"**. Сейчас для меня стихи Бальмонта "остывшая зола" Тютчева, и почти не верится, что некогда они горели, и светились, и жглись.

______________________

* С разрешения моего собеседника, назову и его имя: это - ректор Моск. университета В.П. Волгин.
** Далекие и близкие, стр. 89 и 106.

______________________

Сам Бальмонт, в предисловиях к отдельным томам своего 1-го "Собрания стихов", озаглавленных им "Из записной книжки", дал собственное истолкование эволюции своей поэзии: нарисовал путь, по которому она, по его мнению, шла, или по которому ему хотелось бы чтобы ее видели идущей. "Оно началось, - пишет Бальмонт, - это длящееся, только еще обозначившееся (помечено 1904 г.) творчество - с печали, угнетенности и сумерек. Оно началось под Северным небом, но, силою внутренней неизбежности, через жажду Безгранного, Безбрежного, через долгие скитания по пустынным равнинам и провалам Тишины, подошло к радостному Свету, к Огню, к победительному Солнцу. От книги к книге, явственно для каждого внимательного глаза, у меня переброшено звено... От робкой угнетенности к Царице-Смелости с блестящими зрачками, от скудости к роскоши, от стен и запретов к Цветам и Любви, от незнанья к счастью вечного познанья, от гнета к глубокому вздоху освобожденья..."* Ту же схему Бальмонт предлагает читателю п в разных программных стихотворениях, написанных вовсе не "как облачко плывет" (обычное изображение Бальмонтом процесса его творчества), а весьма сознательно, обдуманно и надуманно:

______________________

* К.Д. Бальмонт. Собрание стихов. К-во "Скорпион", Т, I, М., 1905, стр. VI.

______________________

Из-под северного неба я ушел на светлый Юг,
Где звучнее поцелуи, где пышней цветущий луг.
________________

Чахлые сосны к Лазури дорогу найдут!
________________

И облако зажглось, пропизанное светом
Непобедимого луча!
________________

Я устал от нежных слов...
Я хочу горящих зданий,
Я хочу кричащих бурь!

и т. под.* Почти в каждом сборнике Бальмонта, особыми стихотворениями, объясняется читателю, что за этап в эволюции автора представляет данная книга. И эти чисто рассудочные толкования (повторяю: у поэта, который уверяет, что в его стихах нет ничего рассудочного) доходят до такой мелочности, что, напр., в конце "Горящих зданий" точно предуказано содержание следующего сборника "Будем как солнце":

______________________

* Т а м же, I и II, passim.

______________________

Но еще влачу я этой жизни бремя,
Но еще куда-то тянется дорога...
.........................................................
Раздвинулась до самых берегов,
И смыла их - и дальше - в море Света...*

______________________

* Т а м же, II, стр. 159 и 166.

______________________

Однако совершенно иное впечатление получается, если обращаешься не к предисловиям и не к пояснительным стихотворениям, сочиненным ad hoc [для данного случая (лат.)] (на этом последнем выражении настаиваю), а к самой поэзии Бальмонта. Известная "эволюция", некоторое развитие, какое-то продвижение, разумеется, в пей есть, - да и не могло бы его не быть, ибо живой человек так или иначе, неизбежно, меняется. Но эта эволюция далеко не так резка и отчетлива, как это хотелось бы видеть самому автору, да, может быть, и далеко не такова, как он ее изображает. Вместо прямой "дороги к Лазури", отвесного восхождения "с морского дна" - "к Солнцу", видишь скорее блуждания по кругам, все вокруг одного и того же центра, только немного расширяющимся.

Вся "философия" Бальмонта вполне выражена им в одном детски беспомощном стихотворении его первого сборника "Под северным небом"*, где поэт упрекает Господа Бога:

______________________

* К.Д. Бальмонт. Собрание стихов. К-во "Скорпионе, Т. I, М 1905, стр. 11. Известно, что раньше К. Бальмонтом был издан еще один сборник "Стихотворений" (Ярославль, 1890 г.), но сам автор как бы отказался от него, не включив в "Собрание".

______________________

Зачем Ты даровал мне душу неземную -
И приковал меня к земле?

Эта оголенная, рационалистическая формула, т. е. явная проза в стихах, ценна тем, что вполне определенно передает мысль Бальмонта. Мысль эта не выходит из круга самого примитивного дуализма: души и тела. В человеке - два начала: земное, телесное, и небесное, духовное. Это - две субстанции по Декарту или два атрибута единой субстанции - Бога по Спинозе; это - ветхий догматизм XVII века, подсказавший Державину:

Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю.

или, по пересказу Жуковского (с эпиграфом из Юнга: "А worm a God!"["Червь, Бог" (англ.)]):

Ничтожный человек, что жизнь твоя? - Мгновенье.
Но ты велик собой, сей мир твое владенье,
Ты духом тварей властелин!

Та же элементарная мысль лежит в основе рациональной мистики, идущей от Платона, всячески истолкованной христианскими богословами, потом подновленной романтиками и т.д., - мысль, кажущаяся весьма наивной для сознания, воспитанного хотя бы критицизмом начала XIX в., если даже не говорить о современных научно-философских воззрениях.

Пошел ли Бальмонт, в своем миросозерцании, дальше этого первобытного противопоставления "души" и "тела", "земного" и "небесного"? Нет, не пошел, несмотря на все уверения, что он прошел "к Лазури", "к Солнцу", "от незнанья к счастью вечного познанья ". Второй сборник, "В безбрежности", ставит, как лозунг:

За пределы предельного...*

______________________

* К. Д. Бальмонт, т. I, стр. 140.

______________________

Не то же ли это самое? "Предельное" это - земля, тело; "запредельное" (или "бездна светлой Безбрежности") это - дух, небо. Бог "приковал" нас к "предельному", но "даровал" нам стремление "за пределы". Тут же и вопрос, повторяющий прежний.

Лишь одного постичь мой ум не может -
Зачем господь в борьбе нам не поможет...*
________________

О, Господи, молю Тебя, приди!
Мне разум говорит, что нет Тебя,
Но слепо я безумным сердцем верю**.
________________

О, если мир - божественная тайна,
Он каждый миг - клевещет на себя!***

______________________

* Т а м же, I, стр. 122. (Прим. В. Брюсова.)
** Т а м же, I, стр. 257. (Прим. В. Брюсова.)
***Т а м же, II, стр. 21.

______________________

В "Тишине" это формулировано так:

В Пустыне Мира дремлет Красота*.

______________________

* Т а м ж е, I, стр. 222.

______________________

"Пустыня Мира" - земное начало, Красота - небесное. И Бальмонт похваляется:

Вдали от Земли, беспокойной и мглистой,
В пределах бездонной, немой чистоты,
Я выстроил замок воздушно-лучистый,
Воздушно-лучистый Дворец Красоты*.
..................................................................

______________________

* Там же, I, стр. 171.

______________________

Известно, что из такого элементарного дуализма вытекает элементарная рационалистическая мистика. "Дух" - начало высшее; "тело" - низшее. "Воплощение" духа в теле есть его "падение", - наказание за некую изначальную зину ("первородный грех"). Задача человека - всячески преодолевать в себе "телесное" и пытаться непосредственно возноситься душой к Богу (экстаз...); в этом высшая добродетель, и все, что этому способствует, - добро. Напротив, все проявления телесного в человеке, суть грех, зло, и весь мир "во зле лежит". Вот эта-то немудрая философия, являющаяся популярным изложением неоплатонизма (а следовательно, и скопированной с него философии христианства), и есть миросозерцание Бальмонта, как ни прикрывает он его разными quasi-красивыми словами. И, опять никакие "дороги к Лазури" не могли его увести никуда от этих примитивных воззрений, пересказанных им уже в ранних стихах. С таким миропониманием Бальмонт начал писать, на нем он и остался, после всех прочитанных им и отчасти зарифмованных им, библиотек.

Для ясности, должно временно отстранить те стихотворения, в которых Бальмонт просто повторяет чужие мысли, "зарифмовывает", - как только что было сказано, - читанное. (Об этой страсти Бальмонта - каждую прочтенную книгу превращать в стихи, поговорим позже.) Конечно, и в пересказах Бальмонта, его собственная точка зрения выступает ясно, но там, где он говорит от себя, драпируется в плащ пророка, скудость его "учения" подчеркнута. Там - налицо отсутствие всякой подлинной эволюции во взглядах поэта, шествовавшего будто "от гнета к глубокому вздоху освобождения".

"Дай нам, о, Господи, слиться с тобой!"* - восклицает Бальмонт.

______________________

* К.Д. Б а л ь м он т, т. I, стр. 6.

______________________

Я - искра, отступившая
От Солнца своего,
И Бога позабывшая
Не знаю для чего!

Формулирует Бальмонт*.

______________________

* Т а м ж е, I, стр. 159.

______________________

Понятно, что при таком миропонимании получают первенствующее значение понятия моральные (почему и все христианство стало преимущественно учением о нравственности: "люби ближнего своего..." и т. под.). Бальмонту хотелось быть оригинальным; хотелось идти "из-под северного неба" на "светлый юг", "от стен и запретов к цветам и любви", вообще "к вздоху освобожденья". Это значило, что он, следуя принципу символической школы о "дерзновении" (см. об этом патетические рассуждения Д. Мережковского), должен был заговорить "наоборот", т.е. признать "добром" то, что считалось обычно "злом", и "злом" - "добро". В краткой формуле: прославить дьявола и проклинать Бога. Все это и стал делать Бальмонт (впрочем, "проклинать Бога" отваживался он все-таки лишь изредка), чтобы оправдать им себе предначертанную эволюцию. Но вот в чем дело: чтобы "дерзновен но" отрицать общепринятое "добро", надо его признавать; чтобы прославлять дьявола, надо веровать в Господа, - иначе нет смысла в самом прославлении! "Сатанизм" возможен только у верующего (пусть бессознательно) христианина. Какой смысл в сатанизме для атеиста?

Послушаем признания и призвания Бальмонта. "В безбрежности" горький плач:

О, только бы знать, что могу я молиться,
Что можно молиться, кому я молюсь!*

______________________

* К.Д. Бальмонт, т. I, стр. 123.

______________________

И поясняется, что это "желание слиться с тем чистым... " и т.д. Это "чистое" оказывается, впрочем, весьма близко к идеалу прежней институтки, опускавшей глаза перед голой статуей: это некая "недоступная богиня", автор боится, что "любовью кипучей" он ее оскорбил.

........................................................................

Кстати сказать, таковы и все вообще "дерзновения" Бальмонта. Он шел "к вздоху освобождения" в том смысле, что с величайшим (по-видимому) трудом освобождался от самых элементарных предрассудков обычной, общеевропейской, буржуазной морали. И каждый этап освобождения запечатлевал стихами о своей победе. Но, судя по ликующему, горделивому тону стихов, видно, что побежденный враг все еще кажется ему некиим голиафом, которого сразил он, Бальмонт, "избранный, мудрый, посвященный", тогда как этот голиаф был просто нелепой условностью. "Под северным небом" победа не идет дальше того, чтобы осмелиться говорить об "алькове":

Дышали твои ароматные плечи,
Упругие груди неровно вздымались...
Над нами повис[ну]ли складки алькова...*

______________________

* К.Д. Бальмонт, т. I, стр. 35.

______________________

"В безбрежности" поэт осмеливается не только признать высшей красотой не "долину, омытую свежей росой", а "пустыню", но даже оправдать "измену" в любви, приведя в пример "землю", которая "изменяет" солнцу с месяцем, и Франческу, которая изменила мужу из любви к Паоло*.......................................................

______________________

* К. Д. Бальмонт,.т. I, 55, 72, 110.

______________________

Наибольшие "дерзновения" начинаются с "Горящих зданий". Прославляется альбатрос, как "воздушный разбойник "*, сочувственно говорится о "палаче"**, героиней баллады избирается Джен Вальмор, превращавшая, вроде Цирцеи, поклонников в растения и камни***.

______________________

* Т а м же, II, 16. (Прим. В. Брюсова.)
** Т а м же, II, 17. (Прим. В. Брюсова.)
*** Т а м ж е, II, 38 - 42.

______________________

Разбор стихотворений Бальмонта>

Стих 1. Напоминает стихи Фета: "Как первый нудей - На рубеже земли обетованной". Ст. 2. "Хранить на дне" - нелепо, хранят в ящиках, в пещерах и т. под., не на дне; "храня" что? "бледный свет", - крайне неточное выражение; "свет надежды" - шаблонная условность; в целом, стих не дает образа. Ст. 3 - 4. Обычное олицетворение,

5 ОКЕАН
СОНЕТ
Валерию Брюсову

Вдали от берегов Страны Обетованной,
Храня на дне души надежды бледный свет,
Я волны вопрошал, и Океан туманный
Угрюмо рокотал и говорил в ответ.
"Забудь о светлых снах. Забудь. Надежды нет.
Ты вверился мечте обманчивой и странной.
Скитайся дни, года, десятки, сотни лет, -
Ты не найдешь нигде Страны Обетованной".

И вдруг поняв душой всех дерзких снов обман,
Охвачен пламенной, но безутешной думой,
Я горько вопросил безбрежный Океан,

Зачем он страстных бурь питает ураган,
Зачем волнуется, - но Океан угрюмый,
Свой ропот заглушив, окутался в туман.

К. Бальмонт. "В безбрежности", М., 1895

один из примитивнейших приемов поэзии. Ст. 5. "Надежда", по-видимому, - нечто иное, чем "надежда" стиха 2-го, которая светилась: там была попытка образа, здесь - отвлеченное понятие. Ст. 6. Почему мечта "странная"? Мы знаем о ней лишь то, что это - искание "страны обетованной"; "ввериться мечте" - клише. Ст. 7. Обычное "усиление", прием примитивный. Ст. 8. Отголосок "Эльдорадо" Эдгара По. Ст. 9. "Душа", "мечта", "сны" спутаны в стихотворении; поэт называет слова, не сознавая их; "понять душой " здесь только условность; чем сны "дерзкие"? не более, чем мечта "странная". Ст. 10. "Дума" - добавление к "снам" и "мечтам", от них не отличенное; "охвачен думой" - шаблон. Ст. 11. "Безбрежный Океан" - эпитет пустой. Ст. 12. "Ураган бурь" - нелепо: ураган и есть буря; "страстных" выпадает из объективного тона, эпитет не реалистический (как другие в сонете), а романтический; "питает" - самая плохая условность: поэт не чувствует этого слова, берет его в ослабленном смысле, убивая его образность. Ст. 13 - 14. Смысл всего сонета: Океан, хотя и утверждает, что надежды нет, все же сам предается страсти. Иначе: даже сознавая безнадежность мечты, нельзя от нее отказаться. Еще иначе: душа чего-то ищет, хотя, будучи заключена в теле, найти не может. Это возвращает нас к основному: "Зачем ты даровал мне душу неземную и приковал меня к земле?" Весьма не ново и выражено очень не ярко. По технике, стихи едва удовлетворительны. Рифмы "обетованной" и т.д. - суффиксные; "думой - угрюмый" - избитейшие; ритм 6-стопного ямба (в сонете осуждаемого) - самый общепринятый. Всего удачнее эвфония стихов, напр., в ст. 2-м игра на "н" и "д", в 3-м - "в - в" и "н - н" и т. под. Эвфония и правильный строй сонета, как формы, только и спасают стихотворение от полной бесцветности.

"Придорожные травы"*

______________________

* ПРИДОРОЖНЫЕ ТРАВЫ
Спите, полумертвые увядшие цветы,
Так и не узнавшие расцвета красоты,
Близ путей заезженных взращенных творцом,
Смятые невндевшим тяжелым колесом.
В час, когда все празднуют рождение весны,
В час, когда сбываются несбыточные сны,
Всем дано безумствовать, лишь вам одним нельзя,
Возле вас раскинулась заклятая стезя.
Вот, полуизломаны, лежите вы в пыли,
Вы, что в небо дальнее светло глядеть могли,
Вы, что встретить счастие могли бы, как и все,
В женственной, в нетронутой, в девической красе.
Спите же, взглянувшие на страшный пыльный путь,
Вашим равным - царствовать, а вам - навек уснуть,
Богом обделенные на празднике мечты,
Спите, не видавшие расцвета красоты.

К. Бальмонт. "Будем как солнце", М., 1903

______________________

Одно из лучших созданий Бальмонта, - из тех, что дают ему право на видное место в литературе. Мысль стихотворения: у судьбы есть свои пути и, верша их, она не считается с индивидуальностями. Иначе: ради интересов целого может и должно гибнуть частное, хотя бы, само по себе, оно и не было достойно гибели. Это - одна из основных тем поэзии, варьированная и в таких произведениях, как "Преступление и наказание" или "Медный всадник", где цели мировой судьбы берут на себя разгадать и выполнить Раскольников и Петр. У Бальмонта это символизовано в двух образах: "придорожные цветы" ("бедный Евгений" Пушкина, "старуха-процентщица" Достоевского) и "невидевшее (невидящее), тяжелое колесо", движущееся по "заезженному пути" (Петр в "Медном всаднике", Раскольников в "Преступлении"). У Пушкина и Достоевского внимание сосредоточено на вопросе о праве человека брать на себя роль судьбы; у Бальмонта - на несправедливости, обрекающей на гибель неповинных. Поэтому у Бальмонта подчеркнуты эта "невиновность" и эта "безжалостность", "бесчувственность" судьбы; мистичность всего совершившегося символизована образом "творца" и "бога". - Такой анализ вскрывает и недочеты этого стихотворения, - повторяем, - одного из лучших у Бальмонта. Ясно, что поэтом не использовано много возможностей усилить то впечатление, какое должны были бы дать стихи. "Заезженные пути" - не достаточно сильно и после этого эпитета неожиданна "заклятая стезя"; "женственная, нетронутая, девическая краса" - нагромождение слов, взятых слишком субъективно; "царствовать - уснуть" - противоположение неверное, и т.д. При этом ряд очень бледных, почти условных, образов: "узнать расцвет красоты", "рождение весны", "дано безумствовать", "светло глядеть", "встретить счастие". Размер - обычный у Бальмонта, использованный им множество раз: по существу, 7-стопный хорей, с постоянной цесурой после ослабленного арсиса 4-ой, или проще: стих из 2 полустиший - 3-стопный хорей с дактилическим окончанием и 3-стопный акаталектический ямб. Рифмы, частью, очень "заезженные", как "стезя - нельзя", "все - красе", "путь - уснуть", "мечты - красоты", да и остальные - не интересны, не ярки и не естественны, напр., "в пыли - могли".

Брюсов Валерий Яковлевич (1873-1924) - русский поэт, прозаик, драматург, переводчик, литературовед, литературный критик и историк. Один из основоположников русского символизма.